Евгения Сафонова - Когда завтра настанет вновь [СИ]

Он смотрел на меня. Долгим, безмолвным, тоскливым взглядом. И понимал, что я права — в конце концов, он и правда знал меня лучше меня самой, — но не мог просто опустить руки. Просто признать, что так и не смог спасти ту, ради которой он пожертвовал всем, что у него было; ради которой пошёл против предопределённости, законов мироздания и воли богов. Не после всего, что произошло.

Я не могла и не хотела сделать того, что оправдает все его усилия. Чем дальше, тем больше жертв приносится во имя моего спасения. И тот вариант меня, который не знал всей правды, просто не сможет жить, помня о них; а этому варианту жить уже не суждено.

Но в сердце всё равно вонзался острый нож, когда я думала о том, что мне придётся сейчас сказать.

— Давай вернёмся в тот день, когда ты пришёл к маме и сказал ей правду. Прежде, чем она начала умирать. Выйдем в Харлер, и ты ничего ей не скажешь. — Каждое слово было маленьким предательством, но я не могла иначе. — А потом сольёмся с нашими двойниками.

— Нет.

— Ты не помешаешь мне умереть. Я попаду под мобиль, как и должна была, и больше никто не пострадает. А ты забудешь обо мне. Обо всём этом. По-моему, это справедливо.

— Это буду уже не я.

— Но ты же не просто исчезал, когда сливался с двойником. Ты говорил, что оказывался в его… в своём теле. В теле живого Коула. Значит, ты продолжал жить. Ты, пусть и без твоей памяти. И я хочу, чтобы ты жил. — Я качнула головой. — Пожалуйста, Коул. Сделай это. Ради меня. Последняя услуга… то, о чём я в самом деле тебя прошу. Не исполнить клятву, которую ты дал над моим телом, а сделать то, о чём прошу тебя я — живая. Или почти.

Он долго молчал. Затем резко вскинул голову, глядя на что-то за моей спиной, и зрачки его сузились.

Я обернулась.

Страж стоял чуть поодаль, наблюдая за нами безглазым взглядом. Точно такой, каким я помнила его ещё с самого первого кошмара. Он стоял на прозрачной грани между временем и безвременьем, и тьма под этой гранью льнула к его ногам: словно стремилась вырваться из-за барьера и хлынуть сюда.

Здесь не существовало ни времени, ни его ограничений — но то время, что мы с Коулом могли быть вместе, всё равно ограничивали.

— Ты уверена? — сказал Коул негромко, не отводя взгляда от твари. — В том, чего просишь?

И когда я кивнула, он взял меня за руку — и не бегом, но очень быстрым шагом повлёк за собой дальше, вдоль клубящейся тьмы, заволокшей тот день, что он менял сотни раз. И хоть шли мы, не оглядываясь, я спиной чувствовала внимательный взгляд твари, провожавший нас.

Она не нападала. Должно быть, хотела понять, что теперь мы собираемся делать; пока — просто понять. А Коул остановился там, где под ногами выплыла из тьмы картинка меня, мирно спящей в нашем доме в Мойлейце.

Крепче сжал мою ладонь.

— Не бойся, Лайза.

Я снова кивнула.

Я верила ему. Конечно, верила.

Теперь — безоговорочно.

Хрусталь под нашими ногами куда-то пропал — и мы полетели вниз, вниз, в клубящийся чёрный туман, обернувшийся водоворотом. Голова закружилась, мгла на миг сменилась радужной пеленой… а потом я поняла, что стою в своей спальне.

Глядя на спящую себя.

Другая я спала, приоткрыв рот, зарыв ладони под подушку. Приложив палец к губам, Коул глазами указал мне на дверь; я кивнула и проследовала за ним в коридор — прямо сквозь стену. Преимущество бытия призраком… интересно, если бы у меня было больше времени, я бы тоже научилась мгновенно перемещаться туда-сюда?

— Она… ты… не должна была нас услышать, — сказал Коул, когда мы вышли в сад. — Но лучше подстраховаться.

— Да. — Я присела на деревянный пол веранды, спустив ноги на ступеньку крыльца. — Лучше.

Ночь — ещё июльская — была тёплой и звёздной. Всё вокруг — так тихо, так безмятежно, и ничто не предвещало тех событий, которые теперь уже не развернутся здесь день спустя. Хорошо вернуться домой… пусть даже перед концом.

Помогает хоть немного притупить боль, рвавшую на части моё призрачное сердце.

Странно, все чувства — восприятие звуков, запахов, прикосновений — казались приглушёнными, точно во сне, но эмоции ощущались так ярко, так отчётливо… словно всё было наоборот, и до этого момента я спала, и только теперь — проснулась. Или, может, так оно и есть? Не зря я так часто думала, что всё это — лишь кошмар… Пусть сейчас у меня нет тела, но душа наконец-то — живая. Душа настоящей, изначальной Лайзы, а не тот её отзвук, что остался спустя сотню изменений реальности, каждый из которых включал мою смерть.

Девочка, жившая в зачарованном сне…

— Я не хочу тебя терять, — сказала я тихо.

Коул сел позади меня. Молча обнял за плечи, позволив прижаться спиной к его груди.

— Жаль, что у нас нет тел. Тогда мы могли бы убить наших двойников и заместить их. — Я горько, вполголоса рассмеялась. — А потом встретились бы у того озера в Динэ, где мы с тобой танцевали. Я объяснила бы Эшу и маме, почему должна уйти, и они бы поняла. А мы бы станцевали на воде ещё раз…

— Да. Было бы здорово.

Мне почему-то вспомнилась легенда о ликорисе, которую рассказывал Питер. О двух влюблённых, которым не суждено быть вместе — ни в этой жизни, ни в следующей. Сейчас воспоминания о фальшивой любви к убийце не вызывали во мне ни стыда, ни тошноты. Словно это случилось много-много лет назад.

Впрочем, в каком-то смысле так и было.

Перед глазами всё поплыло, сад утонул во тьме, и…

…я открыла глаза, глядя в тёмный потолок, не понимая, что меня разбудило. Села на кровати, прислушиваясь. Вроде всё тихо, но странное ощущение какой-то… неправильности не давало покоя.

Может, приснилось что? Не могу вспомнить свой сон, хоть убей.

Я легла обратно. Повернулась на бок, глядя на дверь спальни. Ладно, в принципе, можно и поворочаться: завтра ещё выходной, на практику только в понедельник. Хотя сейчас наверняка уже часов пять, так что это воскресное утро, и понедельник завтра, а выходной сегодня… и в одиннадцать мы идём в кино с Гвен. Точно. Может, поэтому я и проснулась — боялась проспать? Правда, мама наверняка попросит помочь полить и прополоть клубнику, когда мы вернёмся, но…

…а потом я моргнула: снова сидя на веранде, пока Коул держал меня в своих руках.

Память вернулась мгновенно. Вместе с призрачным телом и ноющей болью в висках. Странно, я ведь призрак, как у меня может что-то болеть?..

— Ты исчезаешь, — заметил Коул. Почти бесстрастно.

— Да. Исчезаю. — Я сглотнула. — А почему… ты…

— Я дальше от своего двойника. Наверное, это имеет значение.

Я повернулась к нему; Коул прижался лбом к моему лбу, а я хотела, но не могла заплакать.

Наверное, это было эгоистично, как и многое из того, что я делала. Но я хотела уйти раньше него. Чтобы не видеть, как он исчезает, покидает меня, и теперь уже навсегда. Это было ещё хуже, чем все те разы, когда я умирала… тогда я чаще всего не успевала ничего понять, но сейчас знала, что скоро меня не станет — и что больше я никогда не увижу Коула. Даже не вспомню о нём.