Сильвия Лайм - Рубин царя змей

Иллиана посмотрела на себя в зеркало, рассматривая длинные косички, и ей стало стыдно. Ее волосы остались прежними, и она не знала почему.

— Моему народу? — беспокойно переспросила она, не замечая, что казис впервые обращается к ней на «вы», еще и называя новым титулом. — Он не мой, Саримарх, тебе ли не знать. И не думаю, что благородным мираям нужно новое потрясение после всего, что они только что пережили. Им нужен отдых. Да и мне он бы не помешал.

Одна из служанок, которые, кстати, тоже были теперь совершенно лысыми, прицепляла ей очередной рубин и случайно дернула за косичку. Иллиана немного скривилась, но ничего не сказала.

— Простите, хешсайяхасси, — беспокойно поклонилась та, и в голосе нагини Иллиана впервые не услышала пренебрежения. — Я не хотела, клянусь.

За то время, что Иллиана прожила во дворце, она совершенно точно уяснила: все мираи относились к людям свысока. Даже если прислуживали им. Таково было положение людей в этом мире уже много веков.

Но сейчас ничего подобного она не замечала. Даже от вечно вздорного и загадочного казиса.

— Ничего страшного, — махнула рукой Иллиана, и тут заговорил Саримарх:

— Не беспокойтесь, хешсайяхасси. Это лишь формальность. Мы обязательно отдохнем все вместе. Просто сделаем это чуть позже. — Он мягко улыбнулся.

— Послушай своего казиса, Иллиана, — зевнула Изумрудка, — он дело говорит.

Девушка фыркнула:

— Хорошо. Как будто я когда-нибудь спорила.

Саримарх склонил голову набок, его лицо вдруг показалось Иллиане значительно более довольным, чем прежде.

— Разрешите откланяться, — проговорил он. — Я буду ждать вас в зале.

С этими словами он поклонился и вышел прочь, аккуратно затворив за собой дверь. А Иллиана тут же набросилась на змейку:

— Давно хотела спросить: почему ты так благосклонна к казису? Это уже не первый раз, когда ты становишься на его сторону.

Шелиссхелисса невозмутимо покачала головой и ответила, ничуть не устыдившись:

— Он жрец вс-с-сех мираев. С-с-священное для змей с-с-существо, с-с-соединяющее наши народы с-с-с Иль-Хайят. Как бы неверно он ни пос-с-ступал в с-с-своей жизни, он всегда пытался дейс-с-ствовать по с-с-совести.

— Он хотел отдать меня пятерым мираям!

— Ну… у каждого с-с-свое понятие о с-с-совести, — протянула змейка. — В конце концов, он хотел отомс-с-стить за с-с-смерть царя. Ведь виновные должны быть наказаны, кем бы они ни были. С-с-сейчас его гнев пал на Дарьеша, и с-с-судьба царевича предрешена.

Иллиана прищурилась, а затем все же кивнула.

— И откуда ты такая умная? — пробубнила она.

— Очень с-с-сложный вопрос-с-с, — неожиданно ответила Изумрудка, хотя Иллиана явно спрашивала чисто риторически. — Говорят, наши предки — прародители вс-с-сех змей на Шейс-с-саре. Мы царствовали здес-с-сь еще до с-с-самой Иль-Хайят.

— Кто это «мы»? — выдохнула Иллиана.

— Наша порода называетс-с-ся «хельшах», — легко ответила Изумрудка. — Мы волшебные змеи Шейс-с-сары. И мы те, кто защищал город от вторжения захватчиков много веков назад.

— Удивительно, — проговорила Иллиана. — А почему ты прежде не рассказывала об этом? И о том, что умеешь летать?

— Ну, — прошипела рептилия, заползая по ножке стола вверх и укладываясь рядом с расческой напротив девушки, — во-первых, ты не с-с-спрашивала. А во-вторых, у меня было с-с-сломано крыло. Вот я и не показывалас-с-сь тебе по-нас-с-стоящему. Но разве ты не догадалас-с-сь с-с-сама, что я необычная змея? Горбинка на моей с-с-спине ни о чем тебе не говорила? Или то, нас-с-сколько хорошо ты меня понимаешь?

Иллиана не стала говорить, что думала по этому поводу. Что горбинку на спине она считала проглоченным мандарином, а умение разговаривать приписывала всем змеям. Вряд ли Изумрудка после этого не усомнилась бы в ее умственных способностях.

В этот момент одна из служанок протянула руку к расческе и, вместо нее схватив змею, громко вскрикнула. Тут же осторожно отложила Шелиссхелиссу на место, проговорив:

— Прошу прощения, хельшах.

В голосе нагини чувствовался легкий испуг, который в последнее время отражался на лицах всех мираев, что встречали Изумрудку. Всех мираев, кроме Саримарха.

— Мы закончили, хешсайяхасси, — поклонились девушки, поправив ей в последний раз волосы. Поклонились и поползли к выходу, склонив головы.

— Почему они так нервничают рядом с тобой? — проговорила задумчиво Иллиана, провожая их взглядом.

В дверях в этот момент появился Торриен, и она едва не забыла вообще обо всем, о чем думала.

— Потому что змеи породы хельшах гораздо более ядовиты, чем мираи, — невозмутимо ответила Изумрудка, сверкнув своей зеленой чешуей и кивая Торриену, что в этот момент подошел к девушке.

— Теплого солнца, Шелиссхелисса, — улыбнулся новый царь Шейсары. — Рад тебя видеть в добром здравии.

Да, как и Саримарх, Торриен тоже не боялся Изумрудки.

— И я рада, хешмирай, — мягко прошипела змея, и девушке показалось, что она улыбается. Хотя со змеиным ртом это было совершенно невозможно. — Вы выглядите очень… с-с-соблазнительно!

Иллиана ошарашенно посмотрела на рептилию и почти сердито сложила руки на груди. Потом перевела взгляд на Торриена и поняла, что змея совершенно права.

Казалось, что Золотой змей будто стал… другим. Это был все тот же мирай, в которого она влюбилась с первой встречи. Но казалось, будто сейчас его плечи стали шире, лицо — жестче, а взгляд сделался более тяжелым, острым и прожигающим насквозь.

Стоило царю Шейсары посмотреть на Иллиану, как ее бросило в жар. Привычно, но и гораздо сильнее. Как бы это ни было странно, но Торриен будто бы даже стал выше.

Девушка глубоко вздохнула, глядя на своего царя широко раскрытыми глазами, и проговорила:

— Вы познакомились только полдня назад, но уже прекрасно нашли общий язык, я смотрю…

— Ревнуешь? — улыбнулся царь, наклонился к ней и медленно, неторопливо коснулся ее губ своими.

Иллиана подняла голову навстречу этому поцелую и почти задохнулась от его нежности. От горячего языка, проникшего в ее рот, от черных волос, что упали по обеим сторонам от ее лица, будто отрезая от всего на свете. Оставляя только их одних.

Как она хотела остаться только с ним…

— Глупо ревновать к змее, — выдохнула она наконец, отрываясь от поцелуя и радуясь, что сидит. Прикосновения Торриена, как всегда, совершенно выбросили ее из происходящего — как рыбу на берег, как человека, который не умеет плавать, за борт лодки.

— Я не змея, я — хельшах, — прошипела Изумрудка, невозмутимо переползая к ней на колени. — Но ты и впрямь можешь не ревновать, Рубин. Ты мне с-с-слишком нравишьс-с-ся для того, чтобы я решила с-с-соблазнять твоего царя.

— Правда? — переспросила Иллиана, не зная, смеяться от этой новости или сказать «спасибо». С этими рептилиями никогда не знаешь, что правильно.