Мари Явь - Атомное комбо

— Я спас вас! — прошипел комиссар, морщась от боли. — Это был я!

— И не похоже, что ты от этого в восторге. Иначе бы зачем тебе понадобилась эта штука? Что ты собирался делать, схватив её?

— Я спас тебя! — повторял Дагер, и нужно было отдать должное его смелости. Не каждый смог бы гнуть свою линию, когда перед лицом маячит нож. — И до сих пор это делаю! Я, а не один из твоих братьев!

Казалось, он не просто настаивал на своём, а заявлял на меня права.

— С этим не поспоришь. — Я проверила пальцем остроту лезвия. — Вот только объясни… Если ты спас меня — самую незначительную часть нашей семьи, почему ты не спас нашу мать? Почему не забрал её оттуда? Не ворвался в последний момент? Почему позволил сделать это с ней? Знать об этом, вспоминать это… намного хуже, чем тонуть в реке или сидеть в одиночке. — Дагер взвыл по-звериному, скобля свободной рукой стол, как когтями. — Конечно, теперь это уже не важно. Я не в праве что-то у тебя требовать. Но ты тоже, пожалуйста, не требуй понимания и прощения, это звучит неискренне от человека, чьё тело сохранило в этой войне свой первоначальный вид. Понимаешь, о чём я говорю?

Комиссар, конечно, не понимал. В отличие от Ранди. Стоило нам переглянуться, он прижал левую руку Дагера к столу, обездвиживая мужчину собственным весом.

Атомный был в восторге от происходящего, хотя уже и не верил, что после драки его может ждать что-то поинтереснее.

— Некогда те, кто был призван охранять представителей чистой крови, за малейшие проступки отрезали себе фаланги пальцев. Называя себя нашим защитником, ты помнил об этом? Или ты готов принимать только почести, пренебрегая ответственностью?

— Это уже не смешно, чёрт возьми!

— Смешно и не было. Или, по-твоему, изнасилование моей матери отличная тема для шуток? — Лезвие скользило по его побелевшим от напряжения пальцам, длинным и красивым, как у музыканта. Не солдата. — Ты, конечно, можешь сказать, что эта традиция себя давно изжила…

— Традиция?! Она не имеет ко мне никакого отношения! — надрывался Дагер. — Я — обычный человек, который всегда делал всё от него возможное! Касалось ли это Свена, тебя или вашей матери! Так в чём я виноват? В том, что был слаб? В том, что я слишком часто ошибался? Или в том, что оказался первым, кого… А-а-а!

На его беззащитном мизинце, словно обручальное кольцо, заалел глубокий порез.

— Повышаешь на меня голос, пытаешься очернить имя моего почившего отца и оправдать Свена. И ты ещё спрашиваешь, в чём виноват? Не строй из себя жертву! Это я — жертва, а ты перебежчик, «выбравший сторону победителя и не жалеющий об этом, даже с учётом последствий».

— Нашёл, чем гордиться, — подал голос Ранди. — Как бы я ни ненавидел «чёрных», их, по крайней мере, можно понять: они выполняли приказ. А этот дерзкий ублюдок сам объявил войну стране, которая его вырастила. И, похоже, считает себя до хера умным, раз сумел всё так ловко обставить.

— Конечно, — согласилась я, — на фоне него мы круглые идиоты. Верили в победу, в армию пошли, возомнили себя защитниками родины, мстителями… Сопливые придурки.

— Он ведь тоже называет себя военным. Человеком чести. Я бы даже от гражданского таких фокусов не потерпел, а от офицера…

— …а офицеров за такое четвертовали, и комиссар это знает. Перерезали сухожилия, привязывали к лошадям и превращали последние минуты их жалкой кончины в настоящее шоу.

— А он даже мизинцем не хочет пожертвовать. Скулит и вырывается, как побитая сука.

Хотя тут Ранди был неправ: Дагер уже не сопротивлялся. Онемевший, бледный, похожий на ребёнка больше, чем мы, он прислушивался к нашей болтовне через грохот собственного пульса. Его ошалевший от страха и ярости взгляд был прикован к пальцу, под которым собиралась кровь. Я даже приняла его смирение за шок. Кто знает, возможно, Гарри впервые видел так много собственной крови?

— Наверное, он считает, что и так пожертвовал слишком многим. Пришлось ехать за нами чёрт знает куда, документы подделывать, терпеть наши выходки. В конце концов, он лишился служанки.

— Или же ему просто даром не сдалось твоё прощение? — предположил Ранди.

— Если выбирать между моим прощением и своим пальцем, любой выберет палец. Но мы говорим не о моём прощении. Об искуплении вообще. О справедливости. Я предлагаю выход из этого порочного круга. — Я ещё не успела договорить, а Дагер уже расслабился, словно соглашаясь с необходимостью этой жестокости. — Ты ведь хочешь, чтобы всё было, как прежде, комиссар? Мы уедем, честно. Исчезнем с твоего пути, но перед этим…Пойми, мы не можем оставить тебя так. Мы убивали людей и за меньшее, совершенно незнакомых нам людей, а ты…

— Не оправдывайся перед ним! — прорычал Ранди. — Это месть, а не исповедь! К чёрту это! Ты сказала, что ненавидишь его сильнее Митча, но Митчу ты выжгла глаз, а потом я перерезал ему горло. А этому ублюдку ты решила оставить жизнь взамен на самую бесполезную часть тела. И я согласен. Ладно. Давай. Делай что хочешь, но делай это прямо сейчас, или я сверну ему шею! И буду абсолютно прав.

Конечно, когда дело касалось убийств или любви, Атомный забывал о терпении. Он требовал кровавое зрелище, которое удовлетворит его жажду отмщения хотя бы на треть. Которое лучше любых слов докажет мою безусловную верность.

Отодвинув лезвием мизинец от остальных, прижавшихся друг к другу пальцев, я примерилась. Замах был коротким. В последний момент Дагер зажмурился и задержал дыхание. Слёзы, которые он мужественно сдерживал, склеили его ресницы, и в этом было что-то невыносимо трогательное, беззащитное, отчего я почувствовала ещё большую ненависть. Ко всей этой ситуации. К себе.

Нож вонзился в стол, и комиссар закричал. И это был, скорее, крик облегчения, чем боли. Дагер радовался тому, что с этим ударом всё закончилось, что теперь будет всё по-прежнему, хотя ещё долго боялся открыть глаза и убедиться в этом.

— Какого?.. — пробормотал Ранди, поднимая на меня взгляд. Он до последнего верил, что я просто промахнулась. Что я сейчас вытащу застрявшее непозволительно далеко от цели лезвие, и на этот раз сделаю всё как положено.

— Я вспомнила… Мы же пообещали комиссару не калечить его в собственном доме. — Прежде чем Ранди опомниться, я бросила: — Идём. Устроим полубрату двойной праздник. Заберу только кое-что из комнаты. — Опасаясь того, что Атомный решит довести дело до конца за меня, я торопливо добавила: — Ах да, комиссар, может, запишешь нам адресок? Мы без проблем найдём дом госпожи Кокс и самостоятельно, уверена, он такой один в столице. Но ты серьёзно сэкономишь нам время и, возможно, даже спасёшь парочку жизней, если просто чиркнешь название улицы и дома.

Я поднялась по лестнице в комнату, где меня и догнал Ранди с требованиями объяснений.