Мари Явь - Атомное комбо

— Нет? Тогда, может, нальёшь нам?

— Ты ещё несовершеннолетняя.

— Не хочет с тобой делиться? — поинтересовался Ранди и, когда я перевела слова комиссара, рассмеялся. Жадность он бы ещё понял.

— Когда Рачу начали бомбить, мы заперлись в погребе. Это было… ну, знаешь, непривычно. Темнота, холод, плесень. — Я придвинула бутылку к себе. — Но это же был винный погреб, и мама извлекла из этого пользу. Как ты понимаешь, когда тебе одиннадцать, и вражеские самолёты ровняют с землёй твой родной город, привычное пожелание доброй ночи уже не помогает заснуть.

Но, кажется, история о том, что первый раз я напилась с подачи собственной матери, его не впечатлила.

— Я уже понял. — Дагер забрал бутылку из моих рук до того, как я успела отвинтить крышку. — Вам пришлось многое пережить.

— Да, тебе и не снилось.

— То, что вы делали, чтобы выжить… насколько бы ужасными ваши поступки ни были, я уважаю каждый. Но теперь в этом нет необходимости. Теперь вы в безопасности и преступления — уже не вопрос выживания.

— Вот об этом я и говорю. — Я вернула себе бутылку, словно это была эстафетная палочка. — Ты твердишь о выживании, совершенно забывая о том, ради чего мы выживали. Да, преступления теперь — вопрос не выживания, а кое-чего поважнее. Это дело чести. — Не надеясь больше на то, что он сам проявит гостеприимство, я разлила выпивку по стопкам. — Если ей пренебрёг ты, это не значит, что мы последуем твоему примеру. Даже за твои подачки. Простить и забыть? Это не наш случай, и выжили мы лишь потому, что никого не прощали и ничего не забывали, так что тебе придётся уважать и это.

На этом аккорде комиссару сорвало тормоза. Это должно было когда-нибудь случиться, пусть даже спустя неделю, после полбутылки конька. Дагер вскочил на ноги, опрокинув стул, и смёл всё со стола, перекрывая звон бьющегося стекла криком.

Он напомнил мне причину, по которой «пренебрёг честью», и что, чёрт возьми, он об этом не жалеет даже с учётом последствий. Что лучше быть на стороне победителя, а у Сай-Офры не было ни шанса, и даже будучи обычным курсантом он это понимал. Но если мне нужен козёл отпущения, то почему бы не обвинить во всём собственного отца? Ведь это именно из-за него Свен стал таким скрытным, недоверчивым, эгоистичным ублюдком. Это Стеф Палмер виноват в том, что его сын нашёл семью в чужой стране, ведь мы для полубрата так никогда семьёй и не стали. Разве отец не убил бы Свена, узнай он о том, что его сын сошёлся с ирдамкой и собирается на ней жениться? Разве он согласился бы бежать из Сай-Офры и тем самым спасти свою семью? Едва ли! Так какого же ляда виноват во всём он, Дагер? Кто мы вообще такие, чтобы его судить? Дети, которые возомнили себя героями, а злодеем выставили его, потому что он под руку подвернулся. Потому что посмел после мнимого предательства по-настоящему нас спасти, и мы знать не знаем, чего ему это стоило. Что вместо того, чтобы ненавидеть его за то, что он не сделал, лучше вспомнить о том, что он сделал. Для нашей семьи, для моей матери, для меня лично. Вспомнить и перестать, наконец, учить его грёбаной жизни! Что я — ребёнок, делящий всё на белое и чёрное — могу ему рассказать? По-моему, он мало страдал? Мало повидал? Мало пожертвовал? Какого чёрта мне ещё от него надо?! Не пора ли уже оглянуться и понять, что, требуя, я теряю последнее? Что если я продолжу в том же духе, полубрат откажется от опеки надо мной и меня отправят в приют. Я этого добиваюсь? Чтобы расценить это как очередное предательство с их стороны?

— Но даже если так, — заключил Дагер, тяжело дыша, — чёрта с два я позволю тебе гробить свою жизнь. Только не при мне. Никакого секса, алкоголя и насилия! Я запрещаю!

Несомненно, у Дагера были все задатки прекрасного отца, и лет шесть назад его грозная речь произвела бы на меня впечатление. Теперь же я сочла его попытку воспитания как наивное желание доказать самому себе, что я не такая. Что мне не свойственна жестокость, что она чужда моей женской природе и чистой крови.

Я сползла с колен Ранди, закрывая лицо руками.

— Не знаю, что со мной, — прошептала я, слыша, как Дагер тихо меня окликает. Он уже успел проклясть свою несдержанность. — Ты прав. Война превратила нас в эгоистичных, подозрительных, циничных чудовищ. Знал бы ты, как мне не хватало поддержки, заботы, совета. Я чувствовала себя брошенной и разбитой, вот только… — Взглянув на него исподлобья, я закончила: — Вот только тогда рядом со мной был лишь Ранди. Он один заслужил право наставлять меня, обвинять и любить. Это лишь его прерогатива, не пытайся с этим спорить.

Дагер не успел опомниться, а Атомный уже перемахнул через стол. Раздался резкий звук удара, комиссар отлетел к тумбе, на которой стояла подставка с ножами. Ранди не собирался давать ему и шанса, но даже он невольно помедлил, когда Дагер выхватил тесак. Это был настоящий сюрприз. Приятный. Комиссар, наконец, принял правила нашей игры. Он понял, что переубедить нас можно только с позиции силы, и решил пообщаться на понятном нам языке. Конечно, для этого надо было как-то уравновесить силы, хотя едва нож ему в этом помог.

Может, в восемнадцать лет Гарри и выглядел героем, способным свернуть горы, но теперь он был лишь изрядно набравшимся клерком из департамента. На него не поставил бы даже лучший друг. Этот поединок продолжался дольше минуты лишь потому, что так решил его противник. Атомному нравилось дразнить противника, демонстрируя его абсолютную беспомощность. Показательное выступление специально для меня. С руганью, кровью и болью, как и положено, когда речь заходит о мести. Так мы поступили с Хизелем и Митчем, прежде чем убить, и с Дагером должны были тоже, потому что он сам поставил себя в один ряд с этими двумя. Но как бы мне ни хотелось в это верить, он им не уподобился. Хотя бы в одном: чтобы заставить его страдать, нам даже не нужно было до него дотрагиваться.

Я могла бы просто встать между ними, прекратить эту нелепую возню, обнять Ранди так, как он любит, и позволить ему делать со мной всё, что он захочет. С Мичем и Хизелем это бы не сработало, тогда как комиссар был бы от этого в ужасе.

Но, как я и сказала, мы не имели права превращать нашу любовь в инструмент для выполнения столь грязной работы. Это как если бы из лебединых перьев сделали метлу и убирали ей отхожие места.

Наверное, Ранди принял мою задумчивость за усталость. Я уже не следила за происходящим, боясь моргнуть, как это было в случае с Кенной или комендантом, поэтому Атомный быстро потерял интерес к драке. Выбив нож, он заломил Дагеру руку и прижал его грудью к столу. Тесак с лязгом отлетел к моим ногам, заставляя очнуться.

— Видел бы ты себя со стороны. — Я нагнулась за ножом. — Ты даже о себе позаботиться не в состоянии. Как же ты планировал опекать меня? — Под подошвами хрустели осколки. Приблизившись к столу, я наклонилась над Дагером. — С этим еле-еле справляется Атомный, представляешь, каково пришлось бы тебе?