Мари Явь - Атомное комбо

Ранди, недолго подумав, коротко кивнул.

— Много?

Он пошевелился, словно пытался пожать плечами.

— Прости.

— За что?

— Я спасла больше. Ты рисковал жизнью напрасно.

Не похоже, что он расстроился. Ранди прислонил мои израненные руки к своему лицу и замер, опасаясь причинить боль даже дыханием. Он словно говорил: «так и должно быть. Ты спасаешь. Я убиваю. Такова наша природа, кто я такой, чтобы с ней спорить?».

— Почему ты ушёл в тот раз? Тогда, зимой. Оставил меня в том подвале… — спросила я, едва его слыша.

Меня клонило в сон: голос, тепло родных объятий, само присутствие главы нашей крошечной семьи сделали меня безвольной, как будто теперь я имела полное право быть слабой.

— А? Ты сказал «Свен»?! — переспросила я, веря, что ослышалась. — Ты видел Свена? Полубрат был здесь? Он попал в плен?

— Нет, не в плен…

— Что с ним? Ты должен сказать мне! — Я схватилась за его рубашку. — Скажи правду. Его пытали? Расстреляли? Повесили? — Ранди упрямо молчал. Неужели есть участь страшнее казни, раз он не хотел её озвучить? — Отвечай! Переживу. Пожалуйста, я должна знать!

— Мне просто показалось. Это не мог быть он.

— Показалось? Тебе-то? Ты что, лжёшь мне?

Ещё тогда это выглядело чуть ли не противозаконным, а сейчас это одна из непреложных заповедей тайнотворцев. Служи Родине. Почитай старших (по званию). Не лги. И ни в коем случае не лги своему контроллеру.

— Показалось, — подчеркнул Ранди. — Один мужчина среди командования был очень на него похож. В тот день приезжало начальство. Награждали тех, кто…

— Проявил особое рвение в истреблении таких как я.

— Сказал же, обознался. — Он отвёл взгляд. — Я следил за ними, чтобы убедиться… а когда вернулся, тебя уже не было.

— Почему не дал о себе знать? Мог бы подойти…

— Здесь безопаснее, чем там, снаружи. Думал, ты не согласишься вернуться сюда, если встретимся.

Как можно быть таким рассудительным в шестнадцать лет?

— Не смотри на меня, — шепнула я, неуклюже борясь с усталостью.

— Не могу.

— Спи.

— Жалко.

— Спи. Тебе нужно.

— После войны.

— Тебе нужно сейчас.

— После войны… просплю три дня подряд, — пообещал сам себе Ранди. А для меня это было что-то фантастическое: спать сколько захочешь. Или чего-то желать.

— После победы, — поддержала я его несмело, — никаких брюк и ботинок. Буду носить только платья и туфли.

— Но никогда не наденем красного и чёрного.

— Отращу волосы.

— Махнём, куда захотим. Хоть на край света. Но только не самолётами.

Я помолчала, прежде чем озвучить своё главное на тот момент желание. Глупость такая, но мне казалось это важным:

— Мы… доживём до совершеннолетия.

Это было так страшно — умереть, не став взрослым. Всё равно что не жить вовсе.

Похоже, круг замкнулся. От высказанного, но такого далёкого, недоступного, стало лишь хуже. Я посмотрела на Ранди, в его взгляде было что-то ещё. Он хотел чего-то кроме, но передумал об этом говорить.

— Если будешь продолжать это, я не засну, — сказала я и стянула с головы косынку.

Санитарки все здесь ходили в косынках, но для меня это было не столько условием, сколько необходимостью: платок закрывал пробивающийся на моей бритой черепушке светлый «ёжик».

— Вот. — Я сложила косынку в полоску и затянула узел у Ранди на затылке, завязав ему глаза. — Не вздумай снимать.

Он пробормотал что-то тихо, с приглушенным недовольством.

— Что?

Это было для него пыткой, но тогда я даже не догадывалась о том, как сильно тайнотворцы полагаются на зрение. С абсолютной темнотой они незнакомы. Природа одарила их зрением ночных хищников, сделав практически неуязвимыми. И оставаться теперь в окружении врагов (пусть и раненых) фактически слепым Ранди хотел меньше всего.

— Не вздумай снимать, — повторила я, подтягиваясь к его лицу и почти невесомо касаясь губами его щеки. Персональное лекарство.

Теперь я не сомневалась, что завтра он проснётся здоровым.

На следующий день всё изменилось и едва ли в лучшую сторону. На войне ведь это запрещено: мечтать, строить планы. Хотя мы часто этим грешили.

Меня разбудил шум и мучительное чувство голода. Я проспала обед. Санитарки, пожалев меня, не стали будить. Наверное, в их глазах мы — дети, нашедшие друг друга — выглядели невероятно трогательно. Островок умиротворения в океане боли и страха. Нас боялись тревожить.

И тут вдруг сдавленный крик:

— Ой, девочки! Прячьтесь! Сюда идут.

Началась паника, и меня буквально сдуло с кровати. А Ранди спал, как всегда идеально изображая мёртвого. Неподвижный, бездыханный и холодный. Казалось, сними с его лица повязку и увидишь открытые глаза, направленные к потолку. И я не сняла…

Так и пошла с непокрытой головой, беспокойно оглядываясь. Все вокруг были такие же, как я — ничего не понимающие. Пытались вытрясти правду из той женщины, но она лишь заикалась и указывала на двери.

— Наши их колонну снабжения разбомбили, — догадалась одна. — Ни сигарет у них, ни выпивки. Они там уже на стену лезут…

Она не успела договорить, а каратели уже стояли на пороге. Их было пятеро, но я видела только того, кто шёл впереди. Вот его-то я узнала тут же, хватило одного взгляда. Он не изменился, не похудел, не побледнел, не осунулся. Один из тех, кого война красит, — Вилле Таргитай.

Таргитай — единственный из того мерзейшего квартета, у кого я запомнила именно лицо. С остальными всё было сложнее: у кого татуировку, у кого щербатую улыбку-оскал, у кого розовый рубец, делящий подбородок надвое. А у этого именно лицо… словно печать в памяти. Может, потому что я смотрела на него в тот раз дольше, чем на остальных. Ведь именно Вилле выколачивал из Ранди дух прикладом.

Они ворвались в госпиталь с оружием наперевес. Кто не спрятался, они не виноваты. У всех пятерых одуревшие лица, бешеный взгляд. Мы смотрели именно в глаза, а не на автоматы. Автоматы ещё ничего…

— Ты тут главная? — Вилле ткнул оружием в живот Марте. Она, конечно, не была главной, зато самой смелой из нас. — Тащи сюда спирт! Наркоту! Пошевеливайся!

Крик разбудил многих раненых, но они не вмешивались, предпочитая молча наблюдать с кроватей, словно беспомощные младенцы из колыбелей. Мы тоже молчали. Только Марта пыталась объяснить, что, мол, у самих ничего нет. Раны бензином обрабатываем. Спирта — ни капли.

— Врёшь, сука! — Он ударил её прикладом, сбивая с ног. — Не держи меня за идиота! Поднимайся живо, пока я вас здесь всех не перестрелял! Неси! Я жду!

Ор, вопли, причитания. И с чего Ранди решил, что здесь безопаснее?

— Похоже, вам нужно показательное выступление, — рассудил Вилле и выхватил из толпы женщин ребёнка. Меня. — Сейчас вышибу мозги этому вашему выродку! Тогда до вас дойдёт?