Karol Demon - Черный Король

А Анна… Анна смотрела на то, во что превратился юноша, и понимала, что чем дальше, тем больше Верон становится ей неприятен. Никакие мыслиФ: «Ты должна быть ему благодарна, что он, с одним ножом бросился на чудище, чтобы помочь!», — не помогали. Наоборот, они извращались в свою противоположность. Не ей он помогал, а не хотел отдать «свое». Не зря же бросил «Тебе придется выйти замуж». Не зря припас заранее нож. А если бы Анна одна явилась, то кому бы он этим ножиком угрожал? Невесте?

Как будто юноша с каждой минутой пропитывался чем-то отталкивающим — как чернильной болотной жижей.

Однако смерти она ему не желала. Хотела лишь одного — чтобы Верон оставил их в покое и дал уехать без безобразных скандалов.

— Ты мне противен, — Анна скривила губы. — Я хотела по-хорошему с тобой попрощаться, а ты. Посмотри на себя в зеркало! Идем, — девушка дотронулась до плеча Короля. — Оставь его.

Атоли усмехнулся. Его черное существо пропитывало дом. И Верон проиграл, так и не начав боя. Как будто до сих пор сидел в жуткой яме и могл никогда оттуда не вернуться.

— Пойдем, — согласился король, проводя длинными белыми пальцами по щеке девушки. — Он никогда не поймет, как тебе идет это платье. Как нам весело.

Анна стиснула зубы. Она никогда бы не назвала происходящее словом «весело», но и обходиться без этого не могла. Каждое ее трепыхание все больше затягивало в темную пучину. Или в паутину — как неразумную пташку, попавшую в сети птицелова.

— Прощай, — бросила девушка бывшему жениху и повернулась, чтобы идти к выходу.

Верон отчаянно завыл. Звучание его голоса пугало и отталкивало. Как будто внутри у юноши сломалась пружина, державшая его все эти годы.

— Я знаю, кто он такой… — жених Учинни не преследовал, но продолжал злиться.

— Покончи с ним, наконец, — засмеялся Атоли, поворачивая голову почти на сто восемьдесят градусов, как будто она давно сломана.

От воя Анна вздрогнула и оглянулась через плечо на юношу, который казался сейчас абсолютно жалким и даже некрасивым. Она медленно повернулась к Верону.

— Да, ты его знаешь. Мне… жаль.

Она растерянно провела ладонью по платью. Как будто происходящее с Вероном пробуждало в ней то, кем она была два дня назад. Совершенно разнообразные чувства всплывали изнутри гнилостными пузырями, и Анну мотало между ними, как щепку по бурным волнам. То она хотела обрести свободу, которая у нее якобы была прошлые годы, когда Король не появлялся. То страстно желала оказаться подле него, почувствовать вновь объятия множества рук и не только. Но, однако, всех ее состояниях, при всей ее разодранности на кусочки, был стержень, который не исчезал.

— Нет, — твердый ответ чудовищу. — Он останется здесь. Живой.

— Как тебе будет угодно, — тон Атоли выдавал в нем аристократа до мозга костей. Вместе с Учинни они смотрелись своеобразной парочкой загулявшихся молодых людей, которые пустились в приключения и плевали на правила приличий. Но Верон точно знал — причина кроется в том, что Анна попала под влияние существа, очень походившего на тех кукол, про которых рассказывала невеста. И он не собирался отступать.

— Анна, — Верон перешел на тихий и очень уверенный голос. — Ты уверена, что поступаешь правильно?

Анна беспомощно сжала пальцы, сминая ткань. Она не будет объяснять ничего. Потому что то ли сама запуталась, то ли наоборот, видит все очень ясно. Чувство, что она нужна Королю, все крепло, и девушке чудилось, что если сейчас потусторонний гость лишится своей игрушки, произойдет что-то страшное и непоправимое. Страх ушел, просочился в жадный песок смертельно опасной пустыни.

Она не будет рассказывать, что если бы отдал Верона, то сама осталась бы… Свободна? Нормальна? Обыкновенна? Нет. Просто человеком. Человечком со своей мерзенькой душонкой, которая погрязла в самодовольстве. Она бы такой прожила всю жизнь, и умерла бы такой же, стеная и кряхтя о том, что жизнь прожита зря и завидуя всем вокруг. Более богатым, более молодым, более счастливым. И мстя им всем за это. Имея деньги, это же так легко сделать, правда?

Анна с трудом разжала сведенные судорогой пальцы. Шагнула вплотную к Королю и просунула руку ему под локоть, как обычно делают барышни, желая, чтобы кавалер их прогулял в бордель.

— Да. Уверена. А ты… — девушка прикусила губу. — Живи. Найди себе кого-нибудь. И забудь обо мне.

Черный блеск смерти знают лишь те, кто познавал ее во всем своем многообразии. Она полна жизни — незнакомой, неясной, пугающей. Смертоносной, а оттого избегаемой инстинктивно.

Атоли положил ладонь поверх руки своей спутницы, окончательно завладевая вниманием, склонился к Анне на глазах у жениха, второй рукой обнимая крепко и сперва прикасаясь холодными губами, а потом проникая в рот несколькими языками, с которых сочилась знакомая приторная отрава, которая похотью просачивалась в Учинни.

Верон оторопело наблюдал за тем, как явившийся вчера друг лапает и насилует рот его девушки, как сжимает ее в тисках и обнажает грудь от кружев. И было ясно, что всю прошедшую ночь эти двое проводили вместе.

— Вы проиграли, Верон, — Атоли облизнулся, отрываясь от Учинни и увлекая за собой в двери к карете.

А вновь одурманенная девушка даже не обернулась и не сказала ни слова, покорно позволяя себя вести.

Верон попытался остановить Анну в который раз, но Атоли подтолкнул девушку в темноту кареты и преградил дорогу, разглядывая человека, как еду.

— Мы едем в столицу. Волочитесь за ней, Верон, выбивайте ее внимание, — с этими словами король поднялся на ступеньку вверх, а карета сдвинулась с места и поехала прочь, оставляя юношу в коротком забытьи.

Тем временем Анну же ждали новые объятия и сладострастие, которое проникало в нее и развращало, прорастая внутри червяками, отрицающими всякую мораль.

Неделя дороги прошла для Анны, как в тумане. Она не помнила ни тряски в карете, ни странных взглядов, мимолетных или до неприличия пристальных, ни ночей. Будь ее спутником обычный человек, их можно было бы назвать «жаркими». Однако это слово, ну, никак не походило на происходившее под покровом тьмы, когда с Атоли рваными клоками срезал человеческий облик, обнажая истинную натуру повелителя мертвых.

Равнодушие к внешнему — наверное, именно так можно было охарактеризовать состояние Анны. Она все больше погружалась в свой темный Эдем, растворяясь в нем, теряя всякий страх и последние остатки не только гаденькой стыдливости, когда больше волнует то, что скажут другие, чем своя душа, но и истинного стыда, накрывающего, когда нарушаются нравственные установки личности.

С каждым днем девушка выглядела все более надменной и держалась все более естественно в постыдном наряде куртизанки. До такой степени естественно, что портье в гостиницах через пару минут разговора теряли головы, и недоуменно очухивались, только глядя вслед странной паре, всегда снимавшей самый роскошный номер. И обязательно с общей кроватью — как для супругов.