Марина Ли - Пограничье

Пока я бегала, таможенники закончили с душещипательным обсуждением моей внешности и перешли к предположениям на тему «прет ли ее Жмуль». Я сначала растерялась, соображая, кто такой Жмуль, и почему, по мнению остроухих, я должна состоять с ним в интимных отношениях, но потом сообразила, что Жмулем они обзывали Павлика. Странная кличка, но кто их поймет, этих мужиков...

— Жмуль вообще круто устроился, никогда бы не подумал... — проговорил давешний вежливый офицер. Во время разговора он, судя по звуку, чем-то ковырялся в зубах, поэтому немного шепелявил, но я его все равно узнала.

— Полукровка... — с радостью подхватил второй, которого я ненавидела заочно, за нелестный отзыв о моем платье. — Я бы, на его месте, в детстве утопился... А он ничего, живет себе... Никакой гордости.

— Какая гордость?! — офицер стремительно терял очки. — Ты его папашу видел?

И заржали дружно, а я, задумавшись, случайно матрас когтями пропорола. И испугалась почти до потери пульса, потому что когтям неоткуда было взяться, потому что первое, что сделал офицерик перед тем, как проводить меня в казарму, это запирающий амулет на моей шее застегнул.

Сжала продолговатый кулон в кулаке, а он в ответ приятно и ласково обогрел кожу ладони.

Когти были. И звуки мира не утратили громкость. И запах... Он был на месте, с тех пор, как я избавилась от фильтров на дороге и по сей момент. Я уже успела по достоинству оценить всю прелесть ароматов мужского общежития и слабовольно, как пьяница со стажем мечтает об утренней опохмелке, мечтала вернуть свои магические затычки для носа. Мысль о том, что они лежат на дне дорожного сундука, не давала мне покоя, но я вырабатывала силу воли.

Кулон в ладони послал мне импульс одобрения в виде очередной порции тепла, и я откинулась на подушку, задумавшись о причинах этого странного явления.

Вариант, что запирающий эльфийский кулон сломался, я даже не рассматривала, потому что у них ничего не ломается. Они идеальны по определению. Это аксиома.

Тогда в чем дело?

Медленно провела рукой по затылку, нащупывая отметку в виде круглого шрама, которая появилась у меня в тот день, когда я стала Стражем. У меня, у Юлки и у Алекса с Павликом.

Юлка сразу называла метку клеймом, а во время первой своей беременности, задумчиво поглаживая огромный живот, как-то раз заявила:

— Нет, это не клеймо. Это тавро!

В преддверии ночи Разделения миров метка чесалась, ныла и всячески напоминала нам о своем существовании и мешала спокойно жить.

— Почему тавро?

— Это понятно, — она тогда тяжело вздохнула и попыталась увидеть кончики своих ног, не наклоняясь вперед. — Что такое тавро, Ини? Метка для коров...

Еще раз вздохнула и в подтверждение своих слов добавила грустное:

— М-у-у-у...

Мысль о корове заставила заурчать мой желудок. Как скверно-то!

Я поднялась с кровати, прошлась по комнате и заглянула в окно. Дождь закончился, свежий ветер разогнал мрачные тучи, луна подмигнула мне совиным глазом, и я застонала сквозь зубы. Проклятье! Что я буду делать на территории эльфов без оборотной магии, но с неработающим запирающим амулетом?

Зойка мэкнула во сне и дернула задней ногой, видимо, от Павлика убегала с куском его штанов в зубах.

У кого мне совета спросить? У Оливки? Где, спрашивается, хранитель наконец-то заснувшего ребенка, где мой собственный провожатый, который настаивал на том, что отпустить меня в такое путешествие одну он не может. И при этом бросил в логове остроухих пошляков.

Эльфы… Все у них не так. Может, и правильно, что у волков с ними отношения не сложились. Может, они вовсе не потому не сложились, что у нас ни с кем не складывается, а из-за Зачарованного леса и его природной магии.

Легенда гласит, что все народы вышли отсюда, но только эльфы оказались достойными остаться здесь навсегда. Первый волк поднял голову к ночному небу, скрываясь от охотников в тени деревьев Зачарованного леса, здесь он преданно лизнул молочно-белую руку богини. Сюда мы все хотим вернуться, потому что только тут второе я соединится с первым, и мы станем цельным существом.

Опять-таки, по легенде. На практике же, эволюция не затронула эту часть мира, поэтому волки здесь не могут противостоять луне. И если жестокой Койольшауки придет в голову зазвонить в свои золотые колокольчики, ничто не остановит меня от оборота. Потому и не пускают эльфы волков на свою территорию без запирающего амулета. Без запирающего амулета, который не работает…

Полнолуние приближалось и спрятанное внутри меня второе я нетерпеливо ворочалось, предвкушая свободу ночного бега. Я прижалась лбом к холодному стеклу и сделала то, чего не делала уже много-много лет: закрыла глаза и прошептала знакомые с детства слова, обращаясь к богине, которую не хотела признавать своей:

— В руке моей пучок сонной травы.

Я бегу по молочной реке к тебе, о богиня!

Мои ноги быстры, словно ветер,

Мое сердце открыто для жизни!

Не лиши меня радости мысли…

Не звони в колокольчики смерти, о богиня!

Койольшауки, я твоя безымянная тень…

За время службы приходилось видеть разное: от безобразного и абсурдного до пугающего и смешного. Одни истории годились для того, чтобы привлечь внимание понравившейся дамы, другие — чтобы от этого внимания избавиться, рассказать за кружкой пива друзьям, поделиться с голодными до сенсаций журналистами…

То, что Пауль Эро увидел на Волчьем хуторе, относилось к тем историям, о которых говорить нельзя и забыть невозможно. К тем, которые потом долго буду приходить в пугающих липких снах.

Думать о том, что здесь было до того, как место очистила следственная бригада, не хотелось, но брызги крови на стенах, развороченная мебель и следы на набухшей от дождя земле рисовали столь яркие картинки, что Пауль в очередной раз проклял свое богатое воображение и покосился на кучу досок в углу двора.

— Что там? — за небрежностью жеста попытался скрыть дрожание руки.

— Да хлам какой-то, господин Эро. Что вам до того?

Не похоже на хлам. Не было в этом дворе хлама. Все было ухожено, травка низко пострижена, дорожки кирпичом посыпаны, даже стены сарая выбелены, причем выбелены недавно, судя по яркости и чистоте краски, а значит, что хозяева на красоту не скупились, иначе зачем бы они стали стены белить в конце осени. Следовательно, не может тут быть никакого хлама.

Пауль кончиком сапога откинул в сторону доску и протянул руку в черной перчатке, чтобы поднять блеснувший в сумраке утра предмет, который под этой доской скрывался.

И замер, загипнотизированный мертвым желтым взглядом.

Пес был старым и седым. И умер он, вероятно, в ту же ночь, что и его хозяева. Следов крови видно не было, а значит животное умерло своей смертью. Либо…