Марина Ли - Пограничье

В коридоре никого не было, если не считать двух совершенно одинаковых подростков, которые остроухими головами прижались к тяжелой двери с большим медным кольцом в центре.

Подростки были так увлечены подслушиванием, что не замечали моего присутствия довольно долго. Вместе мы с интересом прослушали арию мамы Эро «Мой старший сын меня не любит, потому что не хочет подарить мне внуков». Ария была хороша и душещипательна, а исполнение точно бы тронуло мое черствое сердце и не раз заставило бы его умыться кровью и слезами, если бы мою персону не рассматривали в качестве потенциального сосуда для производства тех самых вожделенных внуков.

Выступление бабушки Эро на тему «Ты мой единственный внук» было грозным и коротким. И тут я не выдержала, положила на плечо одного из подростков руку и, наклонившись вперед, прошептала:

— Почему единственный-то? Вы разве Павлику не братья?

Мальчишка справа схватился руками за горло, а его зеркальное отражение прижало ладонь к груди и посмотрело на меня обвиняющим взглядом Павлика Эро:

— Напугала, кошмар! Я чуть не умер…

Только хмыкнула в ответ, потому что, несмотря на свой испуг, юные шпионы по-прежнему вели себя предельно тихо. И еще нагло. Потому что тот, кто схватился за горло, впустил в свои легкие немного воздуха и свистящим шепотом спросил:

— А что, правда, что вы с Павликом делали ЭТО в королевской купальне?

Я секундочку подумала, а потом отвесила паразиту подзатыльник, но, видимо, немного не рассчитала силу, потому что мальчишка сдавленно ойкнул и ткнулся лбом в медное кольцо, которое огласило коридор мелодичным звоном.

— Кто там? — грозно спросила бабушка, когда в дом вернулась тишина, и оба подростка, словно два зайца, бросились наутек.

Если честно, то голос говорившей не располагал к веселью, мало того, он был пугающе агрессивен и силен. Я даже подумывала последовать примеру младших братцев Эро, но потом вспомнила, что я все-таки уже не в том возрасте, да и не в моих привычках бегать от проблем. По крайней мере, не от тех, которые можно решить. Поэтому я взялась за то самое медное кольцо и осторожно потянула на себя дверь.

Павлик повернул голову на звук и застыл, словно это не я вошла в комнату, которая оказалась чьим-то рабочим кабинетом, а, по меньшей мере, василиск. Причем, василиск, совершенно точно модифицированный, потому что дышать жертва не перестала, но застыла с совершенно глупой улыбкой на губах.

Я, наверное, тоже замерла на какое-то время, выпав из реальности, потому что не заметила, каким образом низенькая женщина, чья макушка доставала мне примерно до середины груди, подскочила ко мне и, пользуясь моей временной невменяемостью сжала мое довольно не хрупкое тело в поистине медвежьих объятиях.

— Наклонись-ка, внученька! — безапелляционно велела она, а когда я склонила голову, смешная старушка чмокнула меня в подбородок и довольным тоном произнесла:

— Ну, по крайней мере, у мальчика хороший вкус. Это у него явно не от отца...

Мама Эро прошептала себе под нос совершенно неприемлемое в приличном обществе ругательство, и я бросила на нее недоверчивый взгляд — откуда эта эфемерная женщина вообще знает такие слова? Хуже джиннов ругается — затем испуганный на активную бабульку и, наконец, растерянный — на Павлика.

А он улыбался, счастливый до безобразия, словно его родственники и не думали выстраивать коварных планов по поводу будущего наших совместных с Павликом детей. Мысль о детях оказала на меня какое-то странное влияние. Я почувствовала, как загорелись щеки, будто я долго-долго бежала навстречу морозному ветру, а потом с разгона влетела в теплую, сухую комнату с камином. И еще странное тепло заворочалось в животе и вдруг ударило одновременно по коленям и по мозгам.

Я пошатнулась и повторила подвиг мамы Эро. В смысле, выругалась, не так неприлично, как она, но бодрая бабуля услышала и, вместо того, чтобы порицательно покачать головой, рассмеялась молодо и звонко и похлопала мою руку маленькой сухонькой ладошкой.

— Подружимся! — утвердительно качнула головой и подмигнула мне. — Хотя цвета ты не умеешь выбирать.

И тут Павлик все-таки рассмеялся и вырвал совершенно растерявшуюся меня из рук своей пожилой родственницы.

— Ба, не пугай Соню... И отпусти ее, наконец! Она не любит, когда ее трогают чужие люди.

Действительно, не люблю. Но почему-то как-то это вылетело из моей головы...

— Сонюш? — вопросительно и нежно заглянул мне в лицо и послал глазами какой-то молчаливый сигнал.

Бабуля Эро наградила меня очередным плотоядным взглядом и с какой-то просто нездоровой лаской в голосе произнесла:

— Лорридис! Может, девочке стоит переехать в мой дом? Я уж точно смогу позаботится о ее одежде...

Лорридис вздрогнула, Павлик хмыкнул, старушка одарила меня нежнейшим взглядом и спросила:

— Ну, как? Ты в Павлушку нашего уже влюблена безмерно, надеюсь?

— Ба!

— Мама!!

— Простите, но вам какое до этого дело? — я поняла, что произнесла эту фразу вслух только после того, как Павлик одобрительно похлопал меня по талии и шепнул на ушко:

— Сейчас будет взрыв. Готовься.

Но взрыва не было, потому что маленькая старушка, которая в этом довольно большом доме совершенно очевидно была самой главной, произнесла:

— Ну, что ж... Мой род все устраивает! — скользнула по моей напряженной фигуре благосклонным взглядом и добавила:

— Детка, не тяни с наследниками. В нашем роду еще не было волков... Не думала, что они такие... миленькие.

Легким движением руки разорвала пространство и исчезла в неизвестном направлении.

И только после минутной тишины я повернулась к Павлику и произнесла:

— Поль!

И в то же время заговорила Лорридис:

— Она что, ушла? — короткий растерянный взгляд на Павлика, бровь изогнута в легком изумлении, а пальцы правой руки вычерчивают в воздухе вопросительный знак.

Мама Эро выглядела слегка потерянной и определенно несчастной, я даже опрометчиво успела ее пожалеть, но потом женщина закончила свою мысль:

— А как же свадьба?

И жалости как и не бывало. А вот злость появилась совершенно разумная и оправданная. Очень сильно хотелось поругаться, но вместо этого я с гордым видом поправила покрывало на груди и потребовала:

— Верните мне мои вещи, будьте любезны.

Лорридис страдальчески поморщилась, собираясь с мыслями, но ответить ничего не успела, хотя я уверена, не собиралась она мне ничего возвращать.

Сначала воздух затрещал и заискрился, затем наполнился стойким винно-сивушным ароматом, потом проклял Пресветлую и всех богов вместе с ней, а после этого Павлик громко крикнул:

— Ну, уж нет! — и несколько раз обернулся вокруг своей оси, словно кого-то высматривая.