Властелина Богатова - Исцелённое сердце [СИ]

— Я так скучала, ты мой. Хочу тебя, немедля…

— Дурная… — прошептал он и не заставил её долго ждать, чтобы доказать, как он тоже хотел её, прямо здесь, у ворот.

Развязав тесьму на портах, высвободив восставшую плоть, он подхватил девку и, придавив к частоколу, задрал платье. Не позволив опомниться, рванулся вперёд, проникая в горячее лоно, заполняя её до самого упора. Верна от такой пылкости задохнулась, с шумом, через раскрывшиеся губы, вобрала воздух, будто собиралась нырнуть в глубины вод. Вцепившись в его плечи, она закрыла глаза, стараясь удерживаться под частыми и резкими толчками.

Пребрану понадобилось немного времени, чтобы приблизиться к самому пику наслаждения, но этому не дали свершиться скрипнувшие ворота. Княжич замер, крепко держа девкуна весу. Что ж, оно так и лучше будет. Теперь они его не заподозрят в том, что он помышляет сбежать.

Верна притаилась, прижимаясь к его груди. Из ворот торопливо вышли сразу трое кметей с факелами и вооруженные и направились в их сторону.

Избор нисколько не смутился, когда разглядел в свете факелов княжича. Верна стыдливо отвернула лицо, прячась, но куда там, их было хорошо видно, даже слишком. Завидев распластавшуюся девицу с голыми ногами под Пребраном, кмети закашлялись. И только Избор оставался неизменным твёрдым, перебитая переносица делала его ещё грознее.

— И что, так и будешь стоять смотреть? — усмехнулся Пребран, нарочно погладив голое бедро Верны.

Побратим если и хотел что-либо ответить, то отчего-то передумал. Подал знак воинам, и кмети всей гурьбой вернулись за ворота.

И как только они остались одни, Пребран, дыша часто и глубоко, сжав горло Верны, продолжил проникать в неё, вынуждая ту мгновенно забыть о случившемся недоразумении. Слишком долго он воздерживался, а теперь не мог остановиться — взорвался слишком скоро. Верна застонала, хватаясь за княжича, как за спасительный сук. Излившись в неё, он отстранился, но девка обмякла, не в силах стоять на ногах, повисла на шее, как намокшая под дождём рубаха.

— Любимый, — пискнула она, уткнувшись носом ему в шею.

Отойдя от всплеска жара, Пребран, осмыслив сказанное ей, скривился, подавив порыв оторвать от себя Верну и оттолкнуть. И хотелось бы, но не для этого он позвал её. Она нужна ему сейчас.

— Мне нужна лошадь. Сможешь раздобыть для меня? Скажу, где и у кого. А затем приведёшь к берёзовому мосту.

Верна в удивлении посмотрела на него, но Пребран не позволил ей возразить, вложил в руку оплату.

— Одну лошадь? Ты куда-то собираешься? — забеспокоилась она.

Пребран шумно выдохнул через нос. Он бы ответил ей, что это не её ума дело, но побоялся обидеть, и вдруг та не выполнит ничего. А подумав ещё немного, понял, что девка в дороге ему ещё пригодиться.

— Глупая, конечно не одну, тебя я теперь не оставлю.

Верна просияла, да так, что глаза сверкнули лунами.

— Всё сделаю.

— До восхода жду тебя там.

Ночь не спешила отступать. Рассвет забрезжил над лесом неохотно, тускло пробиваясь сквозь кроны, разгоняя тьму. Постепенно верхушки стволов ярчали — из посеревших во мгле становились багряно-оранжевыми и теперь высились, как лучи, пронзая острыми макушками небо. Хотя между сосен ещё плавал седой туман, окутывая, как в шубы, деревья, мётлы хвои стали ярко-изумрудными. Воздух будто уплотнился и опускался на землю влажным полотном, он был совершенно неподвижен. Даже птицы не щебетали, не шуршали над головами ветви.

Вскоре заёрзал Вратко, пробуждаясь, за ним подтянулся и Стемир, сонно продирая глаза, воины одним за другим начали подтягиваться к костру, переговариваясь с тысяцким. На шум поднялась и Зарислава. Подсев к огню и кутаясь в накидку, она кротко поглядывала на кметей. Сейчас было особенно видно, как травница изменилась за время пути — казалась ещё более хрупкой, тонкой, глаза на похудевшем лице стали больше и сияли голубизной, как озёра, но кожа по-прежнему была мягкой, белой, не тронули её ни ветра, ни жёсткая вода. Воздух надсадно вырвался из груди, Марибор сжал кулаки, чувствуя, как подрагивают пальцы, отвернулся. Хотя воины и так понимали, что к чему, уходили, когда то требовалось, и уж ни для кого не оставалось в тайне, что происходит меж ними.

Поутреничав вчерашней ухой, воины собрали вещи, водрузили на взнузданных лошадей и, попрыгав в сёдла, покинули становище, держа путь на север.

Под гнётом тяжёлых, влажных и серебрившихся от росы крон да туманного колтуна, что навис над лесом, никому не хотелось разговаривать. Отряд молча двигался через лес, тревожа местную живность. Изредка слышалось жужжание пчёл, ухали сипухи над головами, глухо стучали где-то вдалеке дятлы, в еловых метлах тут и там проскакивали рыжие белки. Марибор всё никак не мог отделаться от смутного ощущения, что Творимир следит за ним. Бледное лицо старца с поблёскивающими во тьме глазами мерещилось повсюду, так и казалось: вот сейчас выйдет из дебрей, преградит путь, хоть это было и невозможным — прах его уж давно разлетелся по земле.

Княжич обернулся. Позади, вглядываясь в кущи, ехал Стемир. Его вороной мерин, понурив голову, плёлся, то и дело шевеля ушами. Немного отстав, следовал Вратко. Марибор поглядел вперёд, на широкую спину Зарубы. Рядом, что жаворонок, держалась Зарислава. Отряд будто погрузился в сон, но продолжал двигаться.

Внезапно Марибор ощутил, как тело объяла дрожь, а в груди распалился, словно кузнечное жерло, жар, сдавливая огненным обручем. Вместе с тем всё тело будто отяжелело, руки и ноги налились свинцом. Всадники поплыли перед глазами, вслед им и лес.

Тысяцкий, словно почуяв неладное, обернулся, смерив Марибора хмурым взглядом, верно, ждал подвоха от ночного купания. Помолчав, он вздохнул и отвернулся.

Дорога через лес казалась бесконечной. Непонятно было, когда же расступятся нависшие над лесом неуклюжие кручи, которые так и опускались на плечи непосильной тяжестью уже целую седмицу. Монотонность пути не прекращалась, начавшийся жар тянул силы, нещадно одолевала слабость. Сжимая в подрагивающих руках повод, Марибор, борясь с недугом, осматривался, но вновь и вновь видел только серую массу леса, которая с каждом шагом становилась всё неприветливей, всё враждебней. Ели и лиственницы, будто одичалые старцы, выступали вперёд, их косматые лапы походили на бороды, а кривые ветки — на крючковатые руки, что норовили зацепить за плащ и волосы. В воздухе витал тяжёлый дух, как на поле брани, где земля ещё недавно была пропитана кровью. Здесь же вместо павших воинов кренились под гнётом беспощадного бремени замшелые деревья, а новые земля так и не смогла родить, напитывая водой жёлтые мхи, губя проклюнувшиеся, было, на свет молодые ёлки. Гиблые места, теперь понятно, почему люд не селится здесь, в такой глуши. А вот для берлогов самое место.