Властелина Богатова - Украденное сердце [СИ]

— Это я виновен во всём… Если меня не осудят на казнь, ты пойдёшь со мной?

Зарислава, чувствуя его ласковые губы на своей коже, плохо соображала, о чём он говорит, но услышав слово «казнь», похолодела, беспомощно хлопнув ресницами, сбрасывая тягучее наваждение. Она ведь и забыла о том, что могло ждать Марибора, но с горечью припомнила, что и сама потеряла свою честь.

— Я… — начала, было, Зарислава, опомнившись, чувствуя, как загораются стыдливо её щёки, а внутри разверзается пропасть.

Марибор отстранился немного, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Ты же обещала мне себя, помнишь? — спросил он, прожигая её потемневшим взглядом, от которого, вопреки всему, сковало дыхание.

Конечно, она помнит, разве забудешь…

Мысли лихорадочно заметались: Марибор не знает, что с ней случилось по пути в Волдар, и язык не поворачивался о том рассказать. Особенно — кто… Зарислава прикусила губы. К тому же Наволод настоял, что лучше ей стать жрицей, чтобы не вредить.

Марибор утешительно погладил её плечи, сжал лопатки и, коснувшись губами виска, выдохнул на ухо:

— Я всё понял сразу… Ты пахнешь по-другому… Не так, как раньше…

Ощущая его опаляющее дыхание, Зарислава задрожала, а руки и ноги сделались как тряпичные.

— И я хочу… чтобы ты… пахла только мной… — сказав это, Марибор надолго завладел её губами, прильнув в сладостном и тягучем, как мёд, поцелуе, от чего по коже пробежала дрожь, а внутри разлилось теплом возбуждение. Зарислава задохнулась, полностью подчиняясь воле Марибора. Он, целуя её, сбивчиво дышал ей в губы, давая лишь малые передышки, и прерывисто говорил.

— …моя… ты стала моей душой… и проникла в кровь. Если ты не захочешь идти со мной, то заберу силой. Зарислава… — выдохнул Марибор. — Ты разбудила во мне такую страсть, что, видя тебя, едва дышу… До недавнего времени был уверен, что со мной никогда не случится чего-то подобного, я никому не верил. Теперь же внятно чувствую жизнь, когда нахожусь рядом с тобой. Ты, златовласая дева из чужих земель, наделённая даром, оживила меня и теперь исцелила моё сердце. Воистину, до сих пор не верю, что Боги надо мной смилостивились…

Зарислава слышала Марибора через толщу тумана, чувствуя вкус его губ, горький и душистый от трав. Твёрдые, немного грубые от заживших ран уста чувственно и проникновенно пробовали её, завладевали и сражали. Вопреки всему Зариславе не хотелось, чтобы Марибор останавливался. Он целовал неторопливо, слегка придерживая её затылок, будто малое чадо, будто боялся напугать её чем-то. Целовал её не так настойчиво и пылко, как у избы Чародуши. Тогда Княжич едва смог остановиться. Теперь он был другим, отчаянно терпеливым и нежным. Зарислава не узнавала его, и причина была не в том, что княжич едва ли отошёл от сон-травы и измучен был ранами — внутренне в нём что-то изменилось. Она ощущала эти перемены всем естеством.

Прожитые горести остались далеко позади, сейчас существовали лишь сбившиеся сплетённые дыхания, гул сердец, бесконечная нежность. Наверное, так давшие клятвы пред Богами мужчина и женщина творят любовь и лад. Наверное. Зарислава о том мало что знала, да и не любопытствовала сильно, не считая нужным и полезным для себя… Жаль, что не выспрашивала Ветрию о том, как это бывает. Зарислава ведь до сих пор не знает, была ли в жизни волхвы когда-нибудь любовь, так глубоко проникающая в сердце. Теперь в неведении своём всё ещё на перепутье, всё ещё выбирает тропу. И когда же решится? Но, видно, таковую долю спряла для неё пряха судеб, и Зарислава не злилась, теперь внутри её бился золотистый свет, способный принять все невзгоды.

Марибор оторвался от её губ и, горячо поцеловав в висок, спросил:

— Ты мне ответишь? Пойдёшь со мной? — рука его поднялась на плечо. Марибор, погладив шею, заглянул ей в глаза.

Зарислава застыла в немом удивлении. Столько света в глазах человека она не видела никогда: такие синие, невыносимо яркие, как в безоблачный день — небо, чистые, не запятнанные ни гневом, ни сомнением, ни тревогами, и в глубине их, как солнце, сияет душа.

Марибор ждал от неё ответа, он снова взял её руку, покрутив на запястье обручье.

— Я жду, когда ты мне позволишь назвать тебя своей невестой, — тихо сказал он. — Верь мне. Я никогда не причиню тебе вреда.

Она верила и отдала бы обручье прямо сейчас, и последовала бы за ним, если бы… Боги, и что же делать теперь? Как сказать о том, что поведал ей Наволод? Да и Ветрию упредила в видении своём, что не вернётся, будто заранее предвидела. Морок то был или же явь, но Зарислава чувствовала, что матушка слышала и видела её. Вот бы с Чародушей переговорить, она дала бы совет. Впрочем, если колдунья не примет её к себе, то травница уйдёт в лес, в самую глубь, и станет служить своей Богине там, где никто никогда её не найдёт, как и мечталось когда-то, а там, глядишь, и забудется всё…

Марибор, будто ощутив её смятение, погладил впадину на шее, и мысли Зариславы вмиг сбились.

Вобрав в грудь воздуха, она произнесла:

— Марибор, мне…

Она не договорила, в сенях послышался шум, и они оба поглядели в сторону порога.

— Наволод… — сказал разочарованно Марибор, с неохотой высвобождая Зариславу.

Не успела травница подняться с лавки, как вошёл волхв. Старик бегло оглядел их, снял котомку с плеча, догадливо прищурился, от чего Зариславе и неловко сделалось.

— Как, княже, чувствуешь себя? — спросил старец, присаживаясь на лавку, положив широкие ладони на колени.

Марибор снисходительно глянул на Зариславу, ответил:

— Если бы не твои травы, то было бы лучше.

Наволод только усмехнулся.

— Дочка, ты можешь идти отдыхать, сегодня у тебя был трудный день, так что ступай, набирайся сил.

Зарислава потупила взгляд, опустила голову и прошла к лавке, забрав оставшиеся травы — без неё они пропадут и перестанут быть целебными, к тому же огневицы ещё понадобятся.

Она молча прошла к порогу и позволила себе ещё раз взглянуть на Марибора. Он смотрел из глубины горницы, и на лице его не было ничего, кроме каменной твёрдости и потемневшего от скорой разлуки взгляда. Однако не мог её задерживать, он будет ждать её ответа — это Зарислава и прочла в его глазах. Она поспешила выйти из избы.

Ночной воздух обрушился на травницу спасительным свежим потоком, привёл в чувство. Она не помнила, как добралась до теремных хоромин, медленно переступая ногами. Возвращаться в клеть не хотелось, там, должно быть, спит Мира, а Зариславе желалось побыть в одиночестве, посмотреть на звёзды, на яркий, до блеска чистый шар луны, да подышать свежим ободряющим воздухом и ни о чём не думать. Постояв немного на крыльце, вслушиваясь в тишину — только изредка шарканье стражников во дворе и на стенах сбивало её — Зарислава наконец осознала, что веки становятся тяжелыми, как и всё тело — усталость дала о себе знать. Пройдя по переходам, освещённым лишь лунным светом, что пробивался через маленькие прорези оконцев под потолком, Зарислава поднялась наверх и едва не вскрикнула от неожиданности, чуть не выронив травы. Прямо на полу под дверью кто-то сидел. Сложены на коленях руки, пальцы напряжённо сцеплены в замок, голова опущена. Зарислава не видела его лица, но сердце бешено запрыгало в груди от узнавания. Чего ему тут надо? Неужели Миру поджидает? В прошлый раз, на венчании, он, помнится, успел ощупать девку. Но весь вид Пребрана говорил об ином…