Тамара Шатохина - Ты станешь моей княгиней? [СИ]

Я о другом, о статусе и отношении — князь ввел меня в Совет. Не нужно объяснять, что испокон веков этот совет состоял исключительно из мужчин. А тут я… Хранительница… Это слово стало ключевым, иначе… не знаю… недовольные точно были.

Поэтому я пока просто молчаливо присутствовала — внимательно слушая и вникая в ведущиеся там разговоры, улавливая нюансы и мелочи, непонятные мне, и спрашивая потом его — что они значили на этом совещании? Старх подробно рассказывал мне обо всем — я училась, надеясь, что когда-нибудь смогу дать умный совет или просто объяснить свое виденье сложной ситуации — свежий взгляд со стороны действительно мог быть полезен.

За прошедшее лето и осень он провез меня по всем тем местам, которые обещал показать и я увидела — все было даже интереснее и красивее, чем я себе представляла. Кроме обещанного, были еще и необыкновенной красоты закаты на огромном зеленом озере без берегов — почти море. Такой экзотический цвет объяснялся тем, что в это время года вода цвела. Изумрудный цвет отражался в предзакатном небе, казалось, что и облака окрашивая в цвет молодой весенней зелени.

Ночные звездопады, когда крупные метеоры сыпались с бархатной черноты неба с шипением, как гаснущие в воде угли… а мы наблюдали за этим, лежа на попоне, вдыхая запахи целебных трав, доносящиеся с болот. Ливни, как водопады, короткие, как удар водяной плетью… хорошо, что это бывало крайне редко. Но становилось маленькой катастрофой, смывая посевы, и я подумывала о том, что не лишним было бы задействовать очередного Хранителя, чтобы избавить княжество от этой напасти. Они, кстати, продолжали менять друг друга и вход на территорию был так же закрыт даже для меня. Мое новое служение было уже не княжеству, а целому миру, как сказал старик. Как можно было изменить целый мир в течении одной жизни — я не понимала, поэтому и голову не ломала об этом. Живу себе и живу.

Еще я постепенно узнавала их язык… Я проснулась тогда в этих покоях от легких поцелуев, которыми он покрывал мое лицо, улыбнулась и потянула его за шею ближе к себе… Но он, коротко выдохнув, подхватил меня и поставил на ноги возле кровати. Я не понимала…

— Старх… ты что — хочешь свадьбу сейчас? Это долго…

Я не хотела ждать, не понимала, как это получится у него, он же смотрит на меня, как голодный волк на жирного зайца, я только что чувствовала его желание, сама хотела сейчас, здесь…

— Это будет очень быстро, — улыбнулся он, поправив на моей голове обруч с паволокой, и потащил меня за руку из комнат. Мы проходили по переходам дворца, которые немедленно наполнялись жизнью, суетой, праздничным волнением. Выйдя на крыльцо, князь поднял голову к башне у ворот и коротко скомандовал:

— Радунец!

— Что такое радунец? — спросила я шепотом.

— Колокол, добрый вестник… ты слышала это так?

На минуту задумался и улыбнулся:

— Все правильно, так ты постепенно узнаешь наш язык, на тебя перестанут воздействовать этим их внушением, все будет естественно…

Так я постепенно стала улавливать отличие их слов от наших, отличать чужой язык от родного, почти полностью привыкнув к нему, свободно разговаривая на нем.

Тогда, после звонкого набата, созывающего жителей столицы на площадь, он, так и не выпустив меня из своих рук, сжимая ладонь, дождался, когда внизу собралась толпа, выкрикивающая приветствия. И оповестил всех:

— Я взял себе жену, знайте свою княгиню — Дарию! Она Хранительница нашего княжества, это ее песни мы слышали над водами, это она избавила нас от змей!

Восторженный рев был ответом ему, а он поднял наши сплетенные вместе руки и громко крикнул: — Это моя жена! Моя княгиня!

Радостные выкрики поздравлений, восхищенные возгласы, просто громкий мужской рев княжеской дружины чуть не оглушили меня. А князь весело сказал, подняв руку и дождавшись относительной тишины, вогнав меня в краску:

— Я не могу больше ждать, вы должны понять своего князя… Мы сейчас уходим… все празднества с завтрашнего дня.

И подхватив меня на руки, понес обратно во дворец под одобряющий шум и выкрики толпы — пожелания долгой ночи, кучи детворы, здоровья, сил и выносливости.

Это все всплыло в моей памяти этой бессонной ночью, когда я впервые пожалела о том, что нахожусь здесь…

Старх вошел в покои, прошел в спальню, сел рядом со мной на кровать. Сейчас он носил короткие бородку и усы… я сама аккуратно подстригала их, не давая отростать слишком сильно. Эта короткая бородка шла ему, делала хоть и старше, но солиднее, внушительнее, и он не выделялся теперь так сильно на фоне своих лохматых подданых. Впрочем, некоторые уже рискнули и стриглись «под князя».

Сел, устало опустив крупные кисти рук на колени… тоже не выспался? Потом резко повернулся, подхватил меня и усадил к себе… прижал, наклонился к шее, вдыхая мой запах. Я так же устало спросила:

— Ты пришел опять? Почему ты не хочешь услышать меня?

И сама услышала в ответ:

— Это нужно сделать, Дашенька. Через это тебе придется пройти… единственный и последний раз в твоей и моей жизни. Сделай это для меня, прошу тебя, я очень прошу тебя…

— Не могу… Это страшное унижение для меня. На глазах у всех, на глазах твоих прежних… у Лиины…

Моя ревность никуда не делась, я просто глушила ее в себе, давила, но всегда помнила, что у моего князя недавно родился сын… Сын от женщины, к которой он не был равнодушен, которого он будет любить, как и всех своих сыновей, которые жили во дворце, которых я уже видела — четверых мальчиков возрастом от семи до двенадцати лет.

— Давай ты сам, пожалуйста, Старх… Прими его сам, не заставляй меня…

— Это тот самый случай, когда наши обычаи, наши понятия о допустимости или недопустимости чего-то не совпадают. И различаются полярно… По нашим понятиям, унижением для тебя станет как раз то, что я без твоего согласия приму в наш род своего сына. Это будет значить, что я не считаюсь с тобой, с твоим мнением, что…

— Для жены… принять в руки твоего ребенка от другой… Которого она будет вручать мне на глазах у всего города… народа. Это слишком, Старх. Я не готова к этому, я даже просто увидеть ее еще не готова. Я не справлюсь, я отказываюсь категорически.

Он тяжело вздохнул, усадил меня обратно на кровать, прошелся по коврам… Он всегда так медленно прохаживался, когда что-то обдумывал. Наконец, повернулся ко мне и спросил:

— Знаешь, какая судьба ожидает этого мальчика, если мы откажемся принять его в род?

— Так ты и не отказывайся, не…

— Я откажусь, если откажешься ты, Даша. Потому что это будет означать, что мы с тобой не едины, что у нас разногласия, что в наших отношениях появилась маленькая трещина, позволяющая вбить в нее клин. И они вобьют его, как только узнают твою слабость — ревность.