Ада-Аска Эссе - Эльфийский отбор [СИ]

Две спальни, столовая и скромные удобства — это все, что имела сейчас в магической школе внучка Эдмона 4, короля Эйрста, потерявшего сына, владения и добрую память. Одну спальню она отвела мне и пригласила в столовую. Так, прямо из королевского поместья, я оказался в огромном, неряшливо обставленном доме, именуемым общежитием. Конечно, это было чуть лучше, чем «темная камера». Но, несмотря на то, что во мне запечатали магию демона, человеком я себя совершенно не чувствовал. Да и не желал это делать!. Как и делить жизненное пространство, да и просто смотреть на Элизию Роз Латтер. Существо неопрятное, с выгоревшими на солнце волосами, в дешевом платье вульгарного кроя.

Одно кресел заняла королева. Хозяйка комнат присела за стол. Я оглянулся. Мне оставалось место на диване, либо рядом с внучкой человеческого короля, на колченогом стуле.

Ники-Августа вздохнула, как мне показалось, с укором, и сказала лишь:

— Садись уже, граф. И слушай внимательно. Вопросы будут — задавай. Не стесняйся, вам предстоит тесное и плодотворное сотрудничество!

Я осторожно разместил себя на диване и он ожидаемо скрипнул. Что вызвало улыбку у присутствующих дам, а повторный скрип уже неприкрытый смешок.

— Привыкнешь, — с улыбкой заверила меня королева.

— И довольно скоро, — поддакнула ей внучка короля.

Пришлось выдавить из себя улыбку и мне. А потом просто расслабиться и делать то, собственно, зачем я тут. Сидеть и слушать.

— Король Эдмон Окаянный, — сказала Элизия, — Тот, кто отрекся. Мой дед. Однажды он решил, что не достоин трона, что власть — это зло. Отрекся от наследника, дочери с мужем и внучки, изгнав всех в провинцию, а потом просто оделся в рубище и вышел в город, вещать народу, что-то о равенстве и свободе, которую всем дарует его божественное просветление.

Ники-Августа слушала ее откровения, возможно, не в первый раз, но очень внимательно. Я следовал ее примеру. Для меня были в диковинку все имена и названия, интереса к людям и их заботам я никогда не имел. Но Элизия сумела привлечь к себе внимание. И к тому же, в будущем, мне предстояло стать ею, на какое-то время. Я слушал ее рассказ и одновременно разглядывал, запоминал, впитывая в себя ее черты.

— Его божественное просветление закончилось в королевстве резней и междоусобицей. Моего отца убили на моих глазах. Дед отправился следом, но этого я не видела. Принц пытался вернуться во дворец с горсткой верных людей. Не стало и их. Мы с матерью благоразумно сидели в деревне, принцессу в народе любили и одновременно жалели. Жалели, потому что жили мы едва ли лучше своих крестьян. Когда все успокоилось и к власти пришел Крикаус, нам даже позволено было вернуться в столицу, во дворец. Но тут мать впервые и в резкой форме отказала узурпатору. Я не понимала почему она это делает, долго не понимала. Пока мне не исполнилось восемнадцать и мать вдруг придумала выдать меня замуж.

Элизия замолчала, словно на перепутье: что стоит говорить, а что не важно. Потом невесело улыбнулась и подмигнула мне:

— Это только присказка, граф, сказка будет впереди. Устраивайтесь поудобней, рассказ будет долгий.

Мы дружно закивали. И устроились как нам было велено. Я откинулся на спинку дивана, на кресле, подобрав под себя ноги, кошкой свернулась королева.

— Вам приходилось бывать на балу? — так она начала свой рассказ Элизия.

Я опять кивнул, Ники-Августа даже не шевельнулась.

— Внучка того самого — вот что говорили взгляды всех присутствующих на первом весеннем королевском балу. Настроения это совсем не прибавляло. И идти замуж с таким багажом не хотелось. Мне вообще замуж не хотелось, но мать уперлась. И пришлось сопровождать ее на этот бал. Хотя формально — сопровождала меня она. Для представления королю. Но подозреваю, что и это было лишь поводом встретиться с Крикаусом Первым. Стареющие женщины становятся сентиментальными.

Здесь девушка сделала паузу, но так как никаких уточняющих от нас вопросов не последовало, продолжила:

— Король, похоже, страдал той же херней. На матушку взирал он влажными очами. Моя догадка о авторстве ванильных писем подтвердилась. Тот, кто слезно просил ее вернуться в столицу, и захватить с собой руку и сердце, для наилучшего употребления, нежели прозябание в глухой провинции, был еще хорош собой. Но мать моя была дочерью короля, а это значит, что брак с узурпатором — мезальянс, мягко говоря. И побоку чувства, если они и были с ее стороны. А судя по взглядам окружающих, это витало в воздухе, двор замер в ожидании скандала. В такой обстановке не до выбора жениха. Да и сами женихи не особо торопились начинать процесс ухаживания. Два первых танца я просидела со старыми тетками, делая вид, что внимательно их слушаю…

Откровенно говоря, я был в шоке. Не от услышанного, а от жаргона, которым внучка короля пользовалась. И от того, что мне придется его перенять. Мне, демону благородного происхождения, придется разговаривать как рыночная торговка! Но может, оно и к лучшему, учитывая обстоятельства? Гипотетический жених отвергнет маргинальную принцессу и я вернусь. С одной стороны — выполнив задание, с другой — не задерживаясь.

Меж тем повествование продолжалось:

— То и дело маман напоминала: «Элизия Роз Латтер, держи лицо!»

Я обольстительно улыбалась. В пустоту. Потому что элита нашего королевства обсудив меня и сделав свои выводы, перестала обращать хоть какое внимание. Это воспринималось болезненнее чем скандальная популярность.

Поэтому когда подошел Кирелли и, склонив голову, предложил мне пати, я даже обрадовалась. Вы в курсе, кто такой Кирелли? — спросила вдруг она.

Ники-Августа кивнула, я сделал жест отрицания.

— Кирелли, это Кирелли. Именно его я бы назвала узурпатором. Потому что страной правил отнюдь не король. Но в тот момент я была рада, что хоть кто-то проявил ко мне интерес. И этот кто-то был собой весьма не дурен. Короче, я не сразу сообразила, кто этот красавчик.

Потом уже, раскручиваясь в его руках, поняла с кем имею честь выплясывать.

Газеты в нашу глухомань попадают, хоть и с опозданием, а Кирелли всегда был любимым персонажем у хроникеров. И его портреты пользовались неизменным успехом у дам. Не зря, рисовальщики его ничуть не приукрашивали. Он действительно был монументально силен, властен, красив и загадочен. Не то, что бы от одного его взгляда можно упасть в обморок… это скорее художественное преувеличение. Мои колени не подогнулись, стадо мурашек по спине не пробежало. Бабочки в животе не летали и наслаждаться танцем мне не мешали. Как и ему — первому советнику короля, не мешали все его регалии и достоинства, туго обтянутые гульфиком. Извините, выросла я в деревне, иногда вот прорывается.