Вера Окишева - Лучший для тебя [СИ]

— Том, я думал, что ты его не любишь, — очень тихо обронил муж, осторожно поглаживая меня по волосам.

— Кого? — недоумевала я, хмурясь, вглядываясь в напряженное лицо мужа.

— Джексона. Ты так по нему убиваешься. Неужели ты его все еще любишь? — вкрадчивым шепотом спросил Кош.

Было видно, что он ревнует. Сильно ревнует к тому, кого уже и нет в живых.

— Кош, я… Просто, как представлю, что ты и я могли быть там. Я не хочу думать об этом, но… Не хочу тебя терять… только не сейчас, когда все так хорошо…

Рыдания опять стали вырываться, сдавливая горло.

Больше говорить я не могла и просто тихо всхлипывала у него на плече. А муж крепко обнимал и успокаивал. Осторожными поцелуями прикасался к виску и волосам, а я млела от его нежной ласки.

Я люблю его именно такого трепетного и лю…

Отстранилась, озаренная догадкой. Стерла слезы и продолжала искать подсказку в красных глазах мужа.

— Тома, что случилось? — забеспокоился Кошир, а я заулыбалась.

Было немного страшно обмануться, но ведь другого объяснения нет действиям Кошира. Я ему небезразлична. Он переживает из-за меня, печется обо мне. Неужели это любовь?

Кошир.

Янарат готов был себя убить. Сам себя растерзать! Он сам все испортил. Сам. Томкины слезы он себе простить не мог. Даже если она простила, успокоившись, но то, как она дергалась, стоило ему прикоснуться к ней, он замечал.

Кошир не ожидал, что жизнь среди землян будет настолько тяжела. И теснота была лишь каплей в море тех невзгод, которые он сам на себя навлек. Но всех ужаснее было воздержание. Эта пытка была непереносима. Уединиться с женой Кош никак не мог, постоянно кто-то мешал. А сама Тома очень стеснялась даже целоваться на людях, что уж говорить о чем-то более интимном. Изменять ей манаукцу не хотелось. Она заслуживала уважения. А ведь ему предлагали и даже вешались сами на шею, пробираясь под ремень штанов.

Кошир с брезгливостью отшивал пьяных землянок, которых в полюбившемся манаукцам баре было очень много. И откровенные танцы подливали огонь в кровь, возбуждая и лишая воли. На работе выматывали нервы ущербные, которые пытались поднять свою самооценку за его счет.

И все это вылилось на Тому. Кошир ненавидел себя за ее слезы. Он не просто воспользовался женой, но и даже не удосужился принести ей удовольствие.

Исправлять ситуацию янарат планировал сразу, но остаться наедине с женой не получалось. Тома сама успокоилась через три дня. И даже стала улыбаться ему. Но Кош помнил слезы и страх в ее глазах. Помнил и ненавидел себя за это.

А в последнее время жена часто позволяла себе проливать эти ужасные слезы. Она даже не предполагала, что творили они с янаратом. Он просто не знал, как ее успокоить, так как целовать себя она не давала, оставалось только, как маленькую, обнимать и гладить. И Тамара доверчиво прижималась к нему, но не успокаивалась. Наоборот рыдания усиливались!

Было больно знать, что жена любит другого. Даже через полгода она не могла сдержаться от слез. Сидя на коленях у Кошира, Тамара горевала о другом. Гнев все больше поднимался внутри манаукца. Даже мертвым Джексон его обошел!

— Неужели ты все еще любишь его? — слова сорвались с языка раньше, чем Кош понял, как жалко сейчас выглядит.

Глаза Тамары вновь наполнялись слезами, и мокрые дорожки снова засеребрились на щеках. Кош мысленно застонал. Кто его за язык дергал? Вот опять придется успокаивать!

— Кош, я… Просто, как представлю, что ты и я могли быть там. Я не хочу думать об этом, но… Не хочу тебя терять… только не сейчас, когда все так хорошо…

С трудом выговорив бессвязные слова, жена Коша уткнулась ему в шею, орошая слезами его кожу. А манаукец пораженно сидел и лишь крепче прижимал вздрагивающую драгоценную Тамару к себе. Он не сразу поверил тому, что услышал. А как поверил, не мог сдержать счастливую улыбку.

Но Тома словно почувствовала перемену настроения Кошира и резко отстранилась. Манаукец, наученный горьким опытом, быстро стер улыбку, настороженно глядя на жену, которая оценивающе смотрела на него. Битва взглядов еще больше ввела Кошира в смятение. Что опять он сделал не так? Она же не могла догадаться! Не могла!

— Тома, что случилось? — обеспокоенно спросил манаукец и вздрогнул, когда в ответ жена подарила ему такую счастливую улыбку, словно он ей подарок сделал на день рождения.

И бросилась ему на шею, чуть не задушив порывисто. Задумчиво поглаживая жену по спине, Кошир задумался о странных перепадах настроения Томы. То, что она не беременна, манаукец знал точно, так как следил за женой и знал все ее женские тайные дни. Наверное, Тома тоже соскучилась по ласкам мужа, просто нетерпение у нее по-другому выливается, в слезы. Учителя янарата не раз повторяли, что только полностью удовлетворенная и неперенасытившаяся женщина счастлива и воодушевлена. Если же она начинает истерить, это первый знак, что она скучает, если же душа женщины наполнилась равнодушием — перенасытилась и хочет чего-то нового.

А у Тамары явные признаки именно истерики.

С облегчением вздохнув, Кошир мысленно подгонял звездолет доставить их на станцию, где он даст жене всю свою нежность и ласку, чтобы она опять улыбалась ему, как сейчас.

Станция «Астрея».

Кошир.

Станция янарату понравилась, особенно манауский сектор, куда они заселились. Денег у них было не так много, но Кошир снял номер для них с Тамарой отдельный. Куда первым делом и направились. Тамара жаловалась на усталость, да и слезы, которые она проливала несколько часов, ее вымотали.

Бросив сумку, Кош поднял жену на руки и отнес в душевую кабинку. Скептически осмотрел узкое пространство, с досады чуть не сломал дверцы. Тамара поняла печаль мужа, тихо рассмеялась и пообещала вымыться быстро.

Невыносимая пытка — смотреть на раздевающуюся жену и не прикасаться к ней, чтобы не напугать тем огнем желания, который она же и разжигала. А жар в паху все усиливался. Вывалившись в комнату, янарат решил приготовить брачное ложе и достать сменное белье для Томы и себя.

Шум льющейся воды возбуждал, заставляя воображение рисовать откровенные образы жены. Какие она принимала сексуальные позы, выпячивая назад свои манящие ягодицы, от одного взгляда на которые у Коша просто сносит крышу. Вожделение полностью захватывало сознание, твердя одно, что надо пойти и взять свое.

Скинув с себя одежду, Кошир мысленно сосчитал до двадцати, дав Томе хотя бы что-то помыть и неважно что. Так как если думать, что и как она это мыла, то ноющая боль в паху становилась нестерпимой, как и пожар, снедающий изнутри.

— Я все! — выкрикнула Тамара из ванной комнаты.

Красные глаза манаукца распахнулись. Черный зрачок расширился, заполняя собой радужку. Крылья ноздрей хищно вздыбились. Алые губы растянула коварная улыбка.