Вера Окишева - Два полюса [СИ]

— Я должен был, маленькая моя, — мягкие губы чуть коснулись моей щеки, и язык быстро пробежался, вызывая во мне трепетную дрожь.

— Я люблю тебя. Я умираю без тебя, — закрыв глаза, призналась.

Рыдания вновь сдавили горло, и голос подвел. Я так хотела услышать, что он тоже любит. Хотела услышать признание. Открыла глаза и опять увидела теплую улыбку, которую он подарил. Как обычно это делал в прошлом.

— Юшани, — ласково позвал Шейх, подминая меня по себя, нависая сверху. — Юшани.

— Салли, подъем, ты опять проспала! — разорвал очарование сна дядя Майкл.

А мне показалось, что Шейх хотел сказать еще что-то очень важное. Вот-вот и я услышу такие желанные слова, но дядя… Я взглянула на родственника, и он тяжело вздохнул.

— Вот скажи, почему ты каждое утро в слезах? — подойдя поближе, он сел на кровать, беря меня за руки. — Ведь лекарство подействовало. Ты должна спокойно спать. Ты ревешь и ревешь, и так каждую ночь. Тебе что-то плохое снится? Салли, ответь.

— Наоборот, хорошее, дядя, — грустно улыбнулась в ответ.

Я не могла поделиться снами. Не могла рассказать о сокровенных желаниях, о том, что вытворяло мое подсознание. Это слишком личное, то, что я не хотела терять. То единственное, что связывало меня с Шейхом.

— Да неужели? Ладно, детка, вставай, — позвал родственник, сам поднимаясь и на ходу рассказывая, что он сегодня придумал для меня. — Сегодня напряженный день, мне нужна твоя помощь.

Дядя каждый раз так говорил, когда мне особенно было тоскливо и тяжело. Утерев лицо, села на кровати, чувствуя, как что-то течет между ног. Ну вот, реакция тела на сны дала о себе знать. Какой позор в моем возрасте, видеть эротические сны, от которых кончала. Я в юности такого не испытывала.

— Сегодня в центральный корпус прибудут новые пациенты, ты примешь их? — просительно проговорил дядя, будто невзначай заглядывая в стол и шкаф. Он постоянно контролировал, заботясь, чтобы я не запила, или того хуже, не подсела на таблетки.

— Да, — кивнула, не зная как встать, чтобы дядя Майкл ничего не заметил.

— До обеда ты приглядывай за ними, потом приедут корреспонденты. Все как обычно. Будут снимать, как правительство помогает жертвам войны, — продолжил безразлично говорить родственник, делая осмотр комнаты.

Я не препятствовала и делала вид, что не замечаю его странных передвижений. Говорить, что я ничем не закидываюсь, бесполезно. Мне оставалось лишь ждать, когда дядя начнет доверять мне, а для этого надо перестать просыпаться в слезах. Услышав о предстоящем веселье, скривилась. Мне осточертела вся эта непонятная суета вокруг моей персоны. Я уже давно не являюсь значимой личностью, я просто работаю в госпитале у дяди и все. Никуда не вмешиваюсь, но нет. Мне продолжают приписывать подвиги, к которым я даже непричастна.

— Устала я от всех этих лживых улыбочек, — недовольно бросила дяде, кусая ногти.

Меня трясти начинало, когда лицемерные корреспонденты с сочувствием рассказывали об очередном инвалиде, которому оказана материальная помощь, но стоило камере выключиться, как внимание и интерес пропадали, а человек оставался. Я видела, как больно ему было, как он потерянно провожал их взглядом. Устала я от грязи.

— Салли, надо. Люди должны знать, что о них не забыли…

— Я знаю, дядя, — остановила я наставления родственника. Уж я лучше всех знаю, что такое надежда на светлое будущее. Знала и не могла отказаться от них, я должна была успокоить, выслушать, поговорить. Подарить уверенность, что все будет хорошо.

— Все знаю, — тихо повторила. — Выйди, мне одеться надо.

Дядя почувствовал, что я не в настроении спорить. И кивнул, прежде чем выйти.

— Я пока завтрак приготовлю, — проговорил и оставил меня одну.

А я встала с кровати и, прихватив чистое белье, отправилась в душ. Новый день обещал быть противным и тяжелым.

У парадного входа нас встречал Яныш. Рыжеволосовый бравый солдат, который в этой войне потерял все — семью, дом, ногу.

Мужчина был приставлен ко мне как помощник, так как иногда требовалась мужская сила. Я не всегда могла поднять пациента, который был в разы меня тяжелее, а роботам такое не доверишь — рану растревожат.

— Доброе утро, док, мэм. Новенькие уже прибыли, ожидают в приемном покое.

— Приветствую, Яныш. Я сегодня занят, Салли их примет.

— Как скажете, — поклонился мужчина и пытливо глянул на меня.

— Привет, как нога?

— Спасибо, лучше. Срастается.

Протез, который дядя ему вживил, был новый. В этом Янышу повезло. Пока производство не наладили, не запустили большой конвейер, многим вживляли использованные протезы. Я пыталась не думать о гигиеничной стороне дела, дядя всегда рассматривает проблемы со стороны гуманности. Да, пользованный, но после дезинфекции. Меня оторопь берет, когда он с бесстрастным лицом объясняет пациенту, что это пока единственный выход, чтобы стать полноценным. И люди соглашаются. Никто не хочет быть инвалидом.

— Когда свадьба? — поинтересовался у меня Яныш, и я удивленно обернулась, замирая на месте.

— Какая свадьба?

Это был шок. Сначала подумала, что мой помощник шутит, но нет. Ревнивый взгляд и поджатые в тонкую линию губы говорили мне, что он серьезен. Он сам не раз предлагал мне встречаться и попробовать построить отношения. И честно я пыталась его рассматривать как мужчину, но он не выдерживал сравнение с Шейхом. Да и никто не мог сравниться с ним. Лацерт все еще жив в моем сердце, жил в моих снах. И я была счастлива и не стремилась заменить его кем-то другим.

— В газете писали, что ваша свадьба с президентом не за горами, — резко ответил, сцепив руки, требовательно смотрел, ожидая ответа.

Я с облегчением выдохнула. Это была очередная «утка». Меня журналисты постоянно с кем-нибудь сводят, описывая о вспыхнувшей неземной любви. Я даже интервью больше не давала, так как надоело опровергать очередной слух. Вот опять, только теперь с Эдмондом. Какая прелесть.

— Я не собираюсь замуж. Яныш, мы с тобой это обсуждали. Я не выйду ни за кого замуж.

— Только за лацерта, но он вас бросил, — очень уж мстительно ответил мне мужчина.

Я оглядела пустой коридор и строго обратилась к Янышу:

— Замолчи. Хватит. Яныш, успокойся или мне придется сменить помощника, а мне этого очень не хотелось бы. Не вынуждай. Я говорила тебе и повторю, с Эдмундом у нас дружеские отношения и все.

Мужчина в ответ лишь хмыкнул. Приблизился, заставляя отступить и нависая надо мной, тихо прошептал:

— Президент от вас не отстанет, вы его гарант, что за ним потянутся люди. Вы — символ единения народа. Многие вас ненавидят, но уважают президента. Но большинству он не нравится, — я нахмурилась, и мужчина исправился, — уже не нравится. Он не отпустит вас, пока не добьётся своего. Да и потом, замужняя вы не сможете уйти от него.