Вера Окишева - Два полюса [СИ]

— Надо потерпеть. Чуть-чуть, — прошелестел любимый, водя руками по моей спине.

— Ты обидишься на меня, когда я тебе сказала, что должна улететь на Землю.

— Ты вс-с-се для меня, Юшани. Я не могу на тебя обижатьс-с-ся.

— У тебя такое лицо было.

— Я люблю тебя, — тихо признался Шейх, готовый повторять это вновь и вновь, покрывая поцелуями мое лицо. Пока я опять не провалилась в темноту. Открыв глаза, удивленно рассматривала голого Шейха, который лежал рядом со мной на кровати в каюте на корабле люкс-класса. Именно с ним я занималась любовь. Поэтому лежала сейчас такая же нагая, как и муж.

— Что видела? — тихо спросил у меня любимый.

— С тобой виделась в прошлом, — так же тихо ответила ему.

Толкнула в плечо, заставляя лечь на спину и забралась ему на грудь, радостная донельзя.

— Юшани, вернис-с-сь, пока не поздно, — попросил Шейх, — понимаю, что не имею права прос-с-сить, но я видел будущее. Вернис-с-сь.

Он поднял за подбородок мое лицо, заставляя смотреть в глаза. Потемневшие, они затягивали, требуя подчиниться.

— Вернусь, — заверила я Шейха, подтягиваясь на руках, нависла над любимым, нежно целуя в губы. Я чувствовала его боль, как свою. Но не могла подчиниться.

— Только помогу Эдмунду, — закончила мысль.

Протяжный стон вырвался из груди лацерта. Его голова упала на подушки, а руки крепче прижали к себе.

— Может быть с-с-слишком поздно, Юшани. Надо с-с-сейчас-с-с. Я не хочу тебя потерять. Прошу, пос-с-слушайся, вернис-с-сь.

— Шейх, как только наше соглашение подпишет ваш вождь, так сразу и вернусь. Меня ничего не держит на Земле, я стремлюсь туда, где ты.

— Юшани, ты обещала, что пос-с-следуешь за мной. Ты дала с-с-слово, — голос любимого становился все сильнее.

Я видела, как он обеспокоен, но ничем не могла ему помочь, только обещать:

— Да, и выполню его. Обязательно выполню.

Но лацерту этого было мало. Он опрокинул меня на кровать, сел на меня сверху и схватил за кисти рук.

— Тогда дай еще другое, — требовательно попросил любимый, целуя в самый центр ладоней, сначала в одну, затем в другую, внимательно следя за мной немигающим потемневшим взглядом. — Пообещай, что не с-с-снимешь брас-с-слеты. Обещай!

— Обещаю. Я даже не знаю, как это сделать! — возмутилась его недоверию.

Шейх усмехнулся, лизнул запястье, прокладывая дорожку из поцелуев до своих браслетов, которые переливались, завораживая наравне с их хозяином.

— Ты дала с-с-слово, Юшани.

— Да, любимый, — томно выдохнула, предвкушая обольщение.

Но Шейх неожиданно схватил меня за предплечья и сильно потряс, громко выкрикивая:

— Любимая моя, прос-с-снис-с-сь. Не дай ему обмануть тебя. Не верь ему!

Я испугалась резкой перемене лацерта. Кому не верить, Шейх так и не сказал, а проснулась оттого, что почувствовала на себе тяжелый взгляд. Открыла глаза и удивленно выдохнула. Отец.

Я села на кровати, подтягивая одеяло до подбородка. Спать я легла обнаженной и полотенце сбилось под ноги. Было очень неуютно и стыдно перед отцом.

— Здравствуй, дочь, — тихо произнес он.

Я удивленно моргнула. Враждебности я пока не ощущала, как и презрения. Просто вежливое «Здравствуй» и ничего более.

— Здравствуй, отец, — осторожно ответила.

Натянула одеяло повыше и зажала его подмышками, придерживая руками на груди. Подтянула колени, сжимаясь в комочек.

— Давно не виделись, — заметил бывший адмирал, кивнул головой, блеснув сединами.

— Да, — согласилась с ним, отводя взгляд.

Я не видела смысла что либо говорить ему, все равно оправдания не найду для себя.

— Я хотел попросить у тебя прощения. Я был плохим отцом, — сказал и умолк, разглядывая свои ногти.

Я не мешала ему, тоже поглядывая, как нервно он сжимает пальцы.

— Я слишком давил на тебя.

Зачем пришел отец, становилось ясно — поговорить за жизнь. Но помня видение, я все больше страшилась продолжения нашего разговора.

— Наверное, тебе покажутся мои слова странными, но я раскаиваюсь, что уделял тебе так мало внимания.

Напряженная тишина в каюте давила. Даже гул двигателя не мог развеять ее.

— Вот сидим и нет даже тем для разговора, а не чужие друг другу.

Я молча слушала отца, отводя взгляд. В носу предательски засвербело. Мы и никогда родными не были, только по крови, но не по духу.

— Прости, Салли, — сердце споткнулось о жалобный шепот отца. — Там, в плену у лацертов, многое открылось мне, и я прозрел. Ты молодец. Настоящий боец. Если бы не остановила войну, то страшно подумать, что бы произошло тогда.

Я схватилась руками за голову, прикрывая уши. Я не хотела слышать его голос таким — с надрывом, тихим, заискивающим. Так не мог говорить мой отец!

— Надеюсь, ты найдешь в себе силы меня простить.

С этими словами отец закончил мою экзекуцию и покинул каюту. А я скатилась по подушке вниз, закуталась с головой одеялом и тихо глотала слезы. Не верить ему просил Шейх. А как не верить, когда человек сильный и стойкий изменяется до неузнаваемости. Куда пропало то, чем я восхищалась? Храбрость, сильный дух. Этого нет ничего. Что я наделала. Что же я наделала!

Реветь долго мне не дали. Дядя заглянул практически сразу после отца и заставил вновь принять душ, чтобы не было видно следов слез. Я подчинилась.

Приземлившись, меня сразу взяли в оборот активисты оппозиции президента. Я улыбалась, вела себя как можно более доброжелательно, но в душе у меня все клокотало от злости. Лицемерные улыбочки расточали мне все кто только мог. Они почувствовали, что Эдмунд дал слабину и накинулись на него, как падальщики на еще не умершую жертву. Не ожидала от себя такого лицемерия. Но то, чему научил меня отец — держать равнодушное лицо, помогло не выдать моего истинного состояния.

Ко мне панибратски обращались все, даже те, кого я в первый раз в жизни видела. Дядя поддерживал меня, время от времени давал выпить то глюкозы, то валерьянки. Он тихо шептал мне, чтобы не скалилась, а улыбалась.

Но через шесть часов у меня мышцы лица свело, поэтому и получался кривой оскал. Советники, которыми наградил меня Эдмунд, очень споро вносили поправки в проект соглашения, который так и не был доведен до ума. Мне досталась роль быть гласом недовольных. Я вела переговоры с Эдмундом, который очень усталым голосом уверял меня, что соглашение уже подписано, и я зря стараюсь. Тогда я, действуя по оговоренной схеме, стала дозваниваться до народного вождя лацертов. Он игнорировал меня.

Расклад был донельзя прост и брал наглостью.

Я, обидевшись, стала пытаться вызвать на разговор президента итарианцев, затем императора цинтарионцев. С ними разговор у меня сложился. Я подробно объяснила обман лацертов, указывая на конкретные пункты торгового соглашения и требовала поднять их соглашения и проверить, что прописано у них.