Кэтрин Арден - Ведьмина зима

— Она бы не растаяла, — сказал Морозко. — Есть шанс, — она не видела его лица, но его ладонь на его колене сжалась в кулак.

Вася, не думая, склонилась и почесала радостно шею Пожары.

— Спасибо, — сказала она. Лошадь мгновение терпела это, а потом ушла в сторону.

Лето наступило внезапно, упало на Москву, как армия противника. Лес горел, и город закрывал дым, мешая видеть солнце. Люди сходили с ума от жары, бросались в реку в поисках прохлады или падали на месте, с красными лицами и липкими потными телами.

Крысы пришли с теплом, выбрались из кораблей, пока люди разгружали серебро, вещи и железо, и напали на душные рынки Москвы. Они процветали там, их манила вонь.

Первыми заболели те, кто жил в посаде, в душных хижинах у реки. Они кашляли, потели, потом дрожали. А потом опухало горло и живот, появлялись черные точки.

Чума. Слово терзало город. Москва уже видела чуму. Дядя Дмитрия, Семен, умер от нее вместе с женой и сыновьями одним жутким летом.

— Закрыть дома больных, — сказал Дмитрий капитану стражи. — Они не выйдут, даже в церковь. Если священник согласится благословить их, пусть входит, но только это. Скажи страже у ворот города: больных в город не впускать, — люди тихо шептались о смерти дяди Дмитрия, опухшего, в черных точках, и даже слуги боялись подойти к нему.

Мужчина кивнул, но хмурился.

— Что? — осведомился Дмитрий. В ночь нападения татар стражей Дмитрия стало намного меньше. После мятежа и костра он собрал больше стражи, но они были еще неопытными.

— Эта болезнь — проклятие Бога, государь, — сказал капитан. — Разве люди не должны тогда молиться? Все молитвы смогут достичь ушей Всевышнего.

— Это проклятие передается от человека к человеку, — сказал Дмитрий. — Зачем Москве стены, если не отгонять зло?

Один из бояр в комнате сказал:

— Простите, государь, но…

Дмитрий хмуро обернулся.

— Я не могу отдать приказы, не выслушав половину города? — обычно он развлекал бояр. Они были старше него, они сберегли для него трон, пока он не подрос. Но ужасная жара лишала его сил, вызывала утомленный гнев. Он все еще не получил вестей от двоюродных братьев: князь Серпухов повез все собранное серебро на юг, чтобы уговорить темника Мамая. Саша должен был привести отца Сергея. Но Саша не вернулся, а отчеты с юга сообщали, что Мамай все еще собирает свой улус, словно не слышал Владимира.

— Люди боятся, — осторожно сказал боярин. — Мертвые трижды выходили. Теперь это? Если закроете врата Москвы и откажете больным в церкви, не знаю, что они сделают. Многие уже говорят, что город проклят.

Дмитрий понимал войну и управление людьми, но проклятия в его опыт не входили.

— Я подумаю, как успокоить город, — сказал он. — Но мы не прокляты, — но Дмитрий не был уверен. Он хотел совета отца Сергея, но старого монаха тут не было. Так что великий князь с неохотой повернулся к слуге. — Отправь за отцом Константином.

— Светловолосый князь не дурак, — сказал Медведь. — Но он юн. Он послал гонца за тобой. Когда пойдешь к нему, убеди его дать тебе провести службу в соборе. Созови людей, помолитесь о дожде или спасении. О чем еще люди просят богов? Но созови их вместе.

Константин был один в скриптории Архангельского монастыря, был в легкой робе, пот проступил на его лбу и верхней губе.

— Я рисую, — сказал он, крутя краску под светом. Его краски лежали перед ним как драгоценные камни — некоторые и делались из таких камней. В Лесной Земле он делал краски из коры, ягод и листьев. Теперь бояре в тревоге усыпали его лазуритом для синего и яшмой для красного. Они платили лучшим мастерам Москвы, чтобы те сделали рамки для его икон из серебра с жемчугом.

На улицах шептались о третьем появлении мертвых, он всю ночь прогонял одного, другого, а потом и третьего.

— Это выглядело не так просто, — сказал ему потом Медведь, когда Константин проснулся с криком от кошмара с мертвыми лицами. — Думаешь, если одолеть одного ребенка упыря, можно завоевать всю Москву, крестьян и бояр? Пей вино, божий человек, и не бойся тьмы. Разве я не сделал все, что обещал?

— Сделал, — жалобно сказал Константин, дрожа от холодного пота. Он стал епископом. Получил роскошь, соответствующую статусу. Люди Москвы поклонялись ему с диким пылом. Но это не помогало ему ночью, когда ему снились мертвые руки.

Теперь в скриптории Константин отвернулся от деревянной панели и увидел черта за ним. Его дыхание покинуло его. Он не мог привыкнуть к присутствию демона. Зверь знал его мысли, будил от кошмаров, шептал советы на ухо. Константин не освободится от него.

«Может, я и не хочу», — думал Константин в моменты прояснений в голове. Когда он смотрел на черта, его один глаз уверенно глядел в ответ.

Зверь видел его.

Константин ждал голоса Бога так долго, но он молчал.

Этот черт не переставал говорить.

Ничто не убирало кошмары Константина. Он пытался пить медовуху, чтобы крепче спалось, но от этого только болела голова. Константин в отчаянии попросил у монахов кисти и деревянные панели, масло, воду и краски, стал писать иконы. Когда он рисовал, его душа была только в глазах и руке, разум утихал.

— Я вижу, что ты рисуешь, — едко сказал Медведь. — В монастыре, один. Зачем? Ты же хотел земные радости, божий человек.

Константин провел рукой по рисунку на панели.

— У меня есть радости. А это? Разве не красиво? — его голос был полон иронии, икона была написана человеком без веры.

Медведь заглянул поверх плеча Константина.

— Странный рисунок, — сказал он, протянул толстый палец к картине.

Там был Святой Петр. Он был с темной бородой, диким глазами, ладони и ступни кровоточили, он слепо смотрел на небо, где ждали ангелы. Но глаза ангелов были плоскими, как мечи в их руках. На небесах его будто приветствовала армия у ворот. Петр не был спокоен. Его глаза видели, ладони взмахивали с эмоциями. Он был живым, каким дар Константина и голод, который священник не мог убрать из своей души, мог его сделать.

— Очень красиво, — сказал Медведь, обводя линии, не касаясь. Он был почти потрясен. — Как ты делаешь картину такой… живой? У тебя нет магии.

— Не знаю, — сказал Константин. — Мои руки двигаются сами. Что ты знаешь о красоте, чудище?

— Больше тебя, — сказал Медведь. — Я прожил и увидел куда больше. Я могу оживить мертвое, хоть это лишь насмешка над жизнью. Это… нечто другое.

В том глазе было удивление? Константин не был уверен.

Медведь повернулся к деревянной панели на стене.

— Ты все еще должен провести службу в соборе. Забыл об уговоре?