Кэтрин Арден - Ведьмина зима

Ольга все еще хмурилась.

— Я не могу держать их закрытыми вечно.

— И не нужно, — сказала Марья, и Ольга заметила с тревогой прямоту взгляда дочери. Она росла слишком быстро. Что — то в пожаре и последствиях изменило ее. Она видела то, чего не видела ее мать. — Только до возвращения Васи.

— Маша… — мягко начала Ольга.

— Она вернется, — сказала ее дочь. Она не упрямо кричала, не рыдала или молила, чтобы мама поняла ее. Она просто сказала. — Я знаю это.

— Вася не посмеет, — сказала Варвара, придя с мокрой тканью, кувшином медовухи из прохладного погреба. — Даже если она еще жива, она знает, как это опасно для всех нас, — она дала ткань Ольге, и та протерла виски.

— Это когда — то останавливало Васю? — спросила Ольга, взяв у Варвары кружку. Женщины с тревогой переглянулись. — Я не пущу слуг в собор, Маша, — сказала Ольга, — хоть они не отблагодарят меня за это. И, если ты… услышишь, что Вася пришла, скажешь мне?

— Конечно, — сказала Марья. — Нам понадобится ужин для нее.

Варвара сказала Ольге:

— Вряд ли она вернется. Она ушла слишком далеко.

Голова Васи была полной зимних полуночей, она дрожала от желания увидеть свет. Она не знала, выйдут ли они вообще. Они неслись без перерыва по оврагам и полянам, покрытым льдом, полным тьмы, словно дня никогда не было. Морозко за ее спиной не успокаивал: он был частью долгой одинокой ночи, не тронутый холодом.

Вася пыталась думать о Саше, о Москве и свете дня, о своей жизни, ждущей ее за тьмой. Но вся ее жизнь была в беспорядке, и становилось все сложнее сосредоточиться, пока они ехали в ледяной ночи.

— Не спи, — сказал Морозко ей на ухо. Ее голова покачивалась на его плече, она вздрогнула в панике, и белая лошадь тряхнула ухом. — Если я поведу нас, мы попадем на мои земли зимой, — продолжил он. — Если хочешь в Москву летом, не спи, — они пересекали поляну подснежников, звезды сияли сверху, цветы нежно пахли у ее ног.

Вася поспешила выпрямить спину, сосредоточиться. Тьма смеялась над ней. Как можно было отделить зимнего короля от зимы? Тщетно даже пробовать. Ее голова кружилась.

— Вася, — нежнее сказал он. — Идем в мои земли. Зима довольно скоро придет в Москву. Иначе…

— Я еще не сплю, — яростно сказала она. — Ты освободил Медведя, ты должен помочь мне сковать его.

— С радостью. Зимой, — сказал он. — Это немного Вася. Все два времени года.

— Пустяк для тебя, но много для меня и моих, — сказала она.

Он не спорил.

Она думала о забвении, о странном искажении реальности, что позволяло разводить огонь из ничего или отводить взгляды Москвы от нее. Зимний король не мог идти по миру летом. Невозможно.

Она сжала кулаки.

«Нет, — подумала она. — Нет».

— Немного дальше, — сказала она, и белая лошадь бежала без слов.

Внимание Васи трепетало, как огонь на сильном ветру, усталость терзала ее, и его рука на ее талии была единственным, что не давало ей упасть. Но тут холод стал ослабевать. Под снегом появилась грязь. Они оказались в мире шуршащих листьев. Копыта белой лошади оставляли иней на листьях, когда касались их, Вася все еще держалась.

И они с Морозко и двумя лошадьми вышли в другую ночь, и она увидела костер у реки.

Вес летней жары ударил по ее телу, как рукой, и зима пропала за ними.

Морозко прижался, невесомый, к ее спине. Вася встревожилась, увидев, как его рука становится прозрачнее, как лед, что таял от тепла.

Вася отчасти обернулась и поймала его за руки.

— Посмотри на меня, — рявкнула она. — Посмотри на меня .

Он посмотрел на нее бесцветными глазами, лицо было белым, бел глубины, как свет, что ослабевал в снежную бурю.

— Ты обещал не оставлять меня, — сказала Вася. — Ты говорил, что я не одна. Хочешь так легко отказаться от своих слов, зимний король? — она сдавила его ладони.

Он выпрямился. Он был еще тут, хоть и слабый.

— Я здесь, — сказал он, лед в его дыхании пошевелил листья летнего дерева. В его голосе появилась нотка горького юмора. — Более — менее, — но он дрожал.

«Вы вернулись в свою полночь, — сообщила Пожара, не замечая проблем. — Я ухожу. Мой долг оплачен».

Вася осторожно отпустила руки Морозко. Он не пропал, и она съехала с белой лошади.

— Спасибо, — сказала Вася золотой кобылице. — Я не могу все выразить словами.

Пожара тряхнула ухом, повернулась и убежала без слов.

Вася проводила ее взглядом, подавленная, стараясь не думать о Соловье. Костер у реки ярко сиял в темноте.

— Путешествия в полночи — это хорошо, — пробормотала Вася. — Но приходится сталкиваться с людьми во тьме. Кто это может быть?

— Понятия не имею, — кратко сказал Морозко, — я не вижу, — он сказал это сухо, но выглядел пораженно. Зимой его ощущения тянулись далеко.

Они подобрались ближе и остановились почти у света огня. Серая лошадь стояла без поводьев на другой стороне огня. Она с тревогой подняла голову и слушала ночь.

Вася знала ее.

— Туман, — выдохнула она, а потом увидела трех человек возле лошади. Три хороших коня и вьючная лошадь. Один из мужчин был темным комком в плаще. Но остальные сидели у огня и говорили, несмотря на позднее время. Один был ее братом, его лицо похудело за дни пути, обгорело на солнце. В его волосах были нити седины. Другим был самый святой человек на Руси. Сергей Радонежский.

Саша поднял голову, увидел тревогу лошадей.

— Что — то в лесу, — сказал он.

Вася не знала, как монах — и даже ее брат — отреагируют на нее, пропитанную магией и тьмой, держащую за руку демона холода. Но она взяла себя в руки и прошла вперед. Саша повернулся, а Сергей встал, бодрый, несмотря на годы. Третий проснулся, моргая. Вася узнала его — Родиона Ослябя, брата из Троицкой лавры.

Три монаха, грязных от дней в пути, ночевали на поляне летней ночью. Обычные. С ними зимние полуночи за ее спиной ощущались как сон.

Но нет. Она соединила два мира.

Она не знала, что произойдет.

Сначала брат Александр увидел тонкую фигуру и лицо в синяках. Он выругался мысленно, убрал меч в ножны, помолился и побежал к сестре.

Она была такой худой. Черты ее лица были острыми, как меч, огонь выделял кости. Но она обняла его с силой, и, когда он посмотрел на нее, он увидел мокрые ресницы.

Может, и он плакал.

— Марья говорила, что ты была жива. Я… Вася, прости. Прости меня. Я хотел искать тебя. Я… Варвара сказала, что ты вне досягаемости, что ты…

Она прервала поток слов.

— Нечего прощать.

— Огонь.

Она помрачнела.

— Это в прошлом, брат. Оба пожара.

— Где ты была? Что с твоим лицом?

Она коснулась шрама на скуле.

— Это с той ночи, когда на меня напала в Москве толпа.

Саша прикусил губу. Отец Сергей вмешался резким голосом: