Оксана Демченко - Вошь на гребешке (СИ)

В мелькании бликов Черна заметила тень впереди, прыгнула, ощущая клинок продолжением тела. Языком, готовым коснуться пищи нынешней ночи. Тварь — сгусток мрака, выбросила клинки когтей. Тварь проскребла траву брюхом, поделилась с лесом трепетом голодного рычания. Черна ненавидела и свой спрятанный под кожей страх, и чужую жажду, и ночь, сомкнувшую над головой капкан вороненого мрака.

Серебро близкого света делало лес загадочным и, как казалось Черне, ничуть не мрачным, оно манило — и оно же было обречено... Тварь обозначала себя движением, бросающим на шкуру лоснящиеся блики. Злоба бугрилась под мехом. Черна кралась, босыми ступнями ощущала прохладу и напряжение верткого корня, следовала его изгибам — и своей судьбе, ветвистой, как этот корень. Шарховый пояс жег тело. Тварь, наконец, распознала врага и отвернула морду от серебра, ненавистного ночи. Слюна увлажнила длинные клыки, когти со скрипом освежевали древесную шкуру.

Черна возмущенно зашипела, когда чужой клинок попытался предать, хотя ладонь по-прежнему вела рукоять, не ослабляя хвата. Уверенность надежнее насилия удушила сопротивление стали. Черная шкура твари лопнула на спине, от загривка и до подреберья. Остро запахло кровью, корни под ногами отчетливее шевельнулись, норовя дотянуться до поживы. Еще дышащей, но так даже вкуснее... Разрубленная вторым ударом левая лапа зверя повисла на остатках шкуры. Черна зарычала, чувствуя себя — ночью, беспросветной и сбывшейся, как конус тьмы, раскрытый в ровный полог. Серебряный перебор копыт затих, блики остыли, делаясь слабее с каждым мгновением. Случайный, чуждый глухой чаще осколок светлой луны растворился в безмерном, каком-то окончательном удалении.

Черна споткнулась и остановилась. С отвращением разжала пальцы и выпустила на волю чужой клинок, до мяса ободравший, сжегший ладонь. Показалось едва посильным снова быть в уме и опознавать окружающее привычно, обыденно. За спиной рос шум торопливых шагов. Анг ругался на редкость грязно, грозился бросить глупости и забыть их причину, а сам бежал со всех ног, продирался сквозь непроглядность ночи, спешил на помощь то ли своей женщине, то ли своему клинку. Сперва он обнял Черну, прижал, провел ладонями от плеч и до колен, убеждаясь: цела, и все еще остается собою. Затем оттолкнул и склонился к клинку, зашептал на суетливо-быстром южном диалекте, извиняясь и предлагая вернуться в покой ножен, чтобы снова смотреть сны о битвах и победах. Завершив важное и неотложное, выпрямился, стряхнул плащ с плеча на сгиб локтя.

— Ты хоть теперь в уме? Говорить можешь?

— Д-да, — Черна с трудом разжала зубы.

Мягчайший пух изнанки плаща обнял голую кожу и, как обещано самыми недостоверными сплетнями, выпил и впитал кровь, пот и грязь, а с ними заодно — мучительно зудящее раздражение ночи и боя. Мех прильнул к ранам, умаляя боль. Сделалось тепло и спокойно, знакомые руки гладили плащ, взволнованный голос анга отчитывал тихо и без нажима.

— Глупая девчонка! Даже я, выходя на буга, не позабыл бы броню. Но бежать на восходе ночи, голой — в дикий лес? Совершенно не понимаю, почему ты жива и ходишь на двух ногах. Почему мой клинок [41] Живые клинки даже для Нитля редкость. Причина благосклонности рудных клинков к ангам не имеет объяснения. Есть мнение, что им скучно. А может, им — горячей крови мира — непосильно бездействовать в зиму, когда люди одни обороняют замки и сам мир? не расквитался с тобою за оскорбление?

— Ты подарил пояс с нитью шарха, клинок меня едва замечал и не мог обозлиться, — зевнула Черна, послушно сворачиваясь на руках и утыкаясь щекой в плечо. — У меня на ладонях было твое тепло, это он не мог не заметить. Буг... Погоди, это был буг? Как-то он запросто лег ... Не дикий, да?

— Запросто, как же, — проворчал анг, склоняясь перед входом в пещерку у схождения крупных корней. Опустил подругу на ворох веток и листьев, снова бесцеремонно ощупал и осмотрел. — У тебя вывих плеча. На спине два шрама, один надо зашивать, хотя плащ сделал свое дело, остановил кровь. Вот еще рана — ниже колена. И укус тут, чудом кость уцелела.

— Так вроде бы я его в единый миг... — прошептала Черна, сжимая зубы и начиная ощущать все перечисленное — болью, ознобом и растущей слабостью.

— Ты ломала буга довольно долго, я успел накинуть нагрудник и расчехлить запасной клинок, что лежал во вьюке, — мрачно признал анг, вправляя руку и принимаясь рыться в своих вещах. — Порошок для присыпки так себе, шить буду — спина поболит. Погоди немного, не дергайся. Нитка, игла... Черна, выпадая из ума в иное состояние, мы не читаем ни себя в бою, ни тока времени, ни многого иного, важного в обычной жизни. Я совершенно не понимаю, как ты справилась. К тому же не пройдя полного обучения, не миновав испытания и не обретя взрослости бойца. Хотя запад [42] Западный луч дара — это управление пространством. Вальзы запада никогда не натаптывают мозолей: они добираются короткой тропой. Зато глаза их по прибытии нередко делаются велики от удивления: они часто добираются не туда. Самый обычный для вальза запада вопрос после возвращения в ум: "Где это я?". Во всех ближних развитых мирах эта фраза включена в опознание систем экстренного оповещения. в тебе заметен.

— Корень ладно под ноги лег, здешний лес мне не чужой.

— В кромешной темноте? Корень?

— Так серебро было рядом, я все видела! И она помогала мне, как и я — ей.

— Кому? — возмутился Тох. — Ты вдруг вскочила и помчалась. Не было к тому ни единой причины. Не было! А теперь у нас нет и второго буга, ты завалила моего вьючного, понимаешь? Выпустил погулять, откуда ж я знал, что кое-кто желает развлекаться так жутко и нелепо...

— Все ж-же не дикий, — сказала Черна, просто чтобы разжать зубы, но не крикнуть.

— Не дикий? Боевой, взрослый и обученный, в отличие от тебя!

Анг зарычал, не принимая ни единого довода и не имея внятных возражений. Вместо продолжения препирательств он молча принялся шить спину, споро и ловко сводя края раны. Было действительно больно, Черна то и дело прикусывала язык, жмурилась, убеждая себя, что вовсе не слезы текут по щекам, просто сор попал под веко.

— Все, — веско сообщил анг, протирая спину мехом плаща.

— Благодарю, — ответила Черна после размышлений.

— О, ты и это умеешь? — поддел Тох. Устало вздохнул, убрал лекарский набор и оттолкнул вьюк. Лег на спину, глядя в низкий потолок временного логова, укрепленный корнями, слабо светящимися зеленью. — Спи. Надо отдохнуть. Утром пойдем быстро, до коренной складки надо добраться в три дня, а буг у нас остался один на двоих.

— Если мне ничего не почудилось, тварь охотилась на саму лань, а откуда бы в задичалом лесу взяться серебряному чуду? И что могло помешать дивному созданию ускользнуть, она быстра, как луч света, так говорят легенды, — едва слышно прошептала Черна, хмурясь и нащупывая рубаху. — Тох, что-то крепко нездорово в нынешней ночи. Лань учуяла большую неправду... Зря ты спустил подневольную тварь с поводка близ жилья. Как ты вообще мог?