Дж. Андрижески - Шулер

«Ну?»

Я ошарашенно поворачиваюсь. Я забыла, что я здесь не одна.

Мэйгар плывёт рядом со мной. «Мы ждём, Мост».

«Раньше это происходило иначе, — объясняю я. — Это новое. То есть, этот вид на них. Прежде, когда я сосредотачивалась на Халдрене, я была просто… с ним, в Пирамиде. Может, присутствие всех вас здесь каким-то образом меняет частоту».

Его тон делается едким. «Это твой первый прыжок?»

Его вопрос озадачивает меня. «Нет».

«Тогда ты должна знать, что в Барьере ничего не случается дважды одним и тем же образом, — его мысли содержат отчётливый привкус презрения. — Чтобы так получилось, все остальные создания должны быть статичными. И да, конечно — наше присутствие здесь изменяет положение вещей. Ты должна подстраиваться. Ты должна делать так, как делаем мы. Следуй за нитью, Мост. Охоться».

Я уже слышала этот вздор. От Ревика. От Чандрэ.

Вариации одной и той же речи. Все говорили примерно то же самое.

Меня это больше не беспокоит.

Я делала это без Ревика. Я делала это без Чандрэ или Вэша. Я определённо делала это без этого засранца Мэйгара, который хочет заняться со мной сексом и одолеть меня только потому, что затаил какую-то чудовищную обиду на Ревика.

Мэйгар слышит меня, и его веселье возвращается.

«Не только поэтому, Мост», — говорит он.

Отпихнув его сознание в сторону, я сосредотачиваюсь на том, зачем мы здесь.

Во второй раз за этот прыжок я фокусируюсь на Халдрене.

Я фокусируюсь на его лице — на этом ясном, уверенном голосе, который возвышается над толпой. В своём сознании я вижу тёмные пылающие глаза, его смерть, бороду, которую он отрастил по окончанию отрочества.

Я помню и другие вещи. Вещи, которые больше никто не видел.

Я помню, как шла глубокой ночью, слыша его прерывистые рыдания из гостевой спальни после того, как мы впервые позволили ему остаться с нами. Я помню его вызывающее поведение, испытывающее нас, проверяющее, позволим ли мы ему остаться. Я помню, как он запал на моего лабораторного партнёра, Массани. Я помню его страх перед другими детьми после того, как мы убедили его посещать школу. Я помню его нужду контролировать их.

Я помню наблюдение за его открытием, когда он понял, что ему это по силам.

Я помню менее значимые вещи. Как он фыркает, когда смеётся, как хрустит костяшками пальцев, когда нервничает. Я помню, что ему нравится читать стихи и принимать ванны.

Я помню так много. Я знаю слишком много.

Я научилась также отпускать это. Не все вопросы требуют ответов.

Не все ответы на самом деле говорят нам то, что нам нужно знать.

Земля медленно начинает вращаться под моими ногами.

Она вращается назад, в неправильном направлении.

Солнце и планеты также вращаются в обратную сторону, с запада на восток, со слаженной точностью. Я отчасти ожидаю услышать прекрасную музыку, как когда мы с отцом наблюдали за миниатюрной версией земных созвездий, скользивших широкими дугами по гладким латунным рельсам. Перед моим мысленным взором мой отец все ещё смеётся, восхищённый красотой кинетической скульптуры.

— Музыка сфер, Элли! — говорит он, хлопая меня по спине огромной ладонью. — Музыка сфер! Разве это не чудесно?

Свет над Землёй становится ярче. Сети Пирамиды уменьшаются вокруг нашего маленького сине-белого мира. Темные нити распутываются как клубок пряжи игривым котёнком, и я вновь могу дышать — так, как дышала уже не помню когда.

Внезапно движение останавливается.

Земля вновь начинает вращаться вперёд — поначалу с усилием, словно шестерёнки с трудом переключаются на естественный курс. Все медленно, как я и сказала — и все же быстро. Обычное минующее время меняет все, так что мы теряем себя, так что мы не узнаем друг друга.

Вместо Пирамиды над Европой нависает серое облако.

«Там», — говорю я Мэйгару, показывая своим сознанием.

Я чувствую, как он даёт знать, что услышал.

Что-то смещается. Это даже не полноценный вздох. Это безмолвное, почти мгновенное.

Как только это завершается, мы с ним стоим на этой более ранней версии Земли. Наши световые ноги стоят на травянистом холме, усеянном листвой. Кое-где вокруг растут осины.

Ниже нас круг чёрной грязи окружает ряд белёных зданий. Грязь густая, изборождённая колеями колёс. Вдали я вижу ещё больше зданий, которые походят на бараки, а за ними — мужчины в серо-зелёной униформе и тканевых фуражках маршируют строем. Их ботинки и штаны тоже покрыты грязью и конским навозом. Большинство вооружены.

Я смутно узнаю униформу, однако недостаточно хорошо, чтобы…

«СС, — посылает в мою сторону Мэйгар. Презрение сочится из его света. — Разве твой муж не обучал тебя? Это Schutzstaffel [11] Schutzstaffel — охранные отряды СС в фашистской Германии , фрау Дигойз».

Я вздрагиваю от его слов, но не отвечаю.

«Это все очень интересно, — добавляет Мэйгар. — Но что это?»

Осматриваясь по сторонам, я борюсь со смущением. Не столько ради него, сколько ради всех других старших видящих, чьё наблюдение за нами я ощущаю.

«Может, я не могу сделать это, когда все вы здесь», — признаюсь я, осматриваясь по сторонам.

«Терпение, — мягко выдыхает Вэш. — С нами здесь ты сильнее, не слабее. Не уходи пока, Мост Элисон. Ты справляешься вполне неплохо».

Очевидно, Мэйгар его не слышит, только я.

Он осматривается по сторонам с хмурым выражением на световом лице, уперев световые руки в световые бедра.

«Может, ты скучаешь по своему мужу-нацисту? — посылает он с насмешливой вежливостью. — Ты подумала о нем, и это привело тебя сюда?»

Я ощущаю резкую боль в груди. Я смотрю на него, пытаясь решить, что делать дальше, когда останавливаюсь и смотрю сквозь деревья.

Там стоят трое мужчин.

Они не световые создания, как Мэйгар и я.

Они действительно здесь, в этом времени.

Когда я впервые их вижу, они находятся на расстоянии нескольких дюжин ярдов. Однако как только я сосредотачиваюсь на них, я оказываюсь ближе. Через несколько мгновений мы с Мэйгаром стоим в считанных ярдах от них, на том же грязевом холме. Теперь я вижу их лица. Я вижу их так ясно, словно действительно нахожусь там.

В одном я узнаю Териана.

Второго я знаю лишь потому, что у него нет лица. Как и когда я увидела его впервые, в том нацистском тюремном блоке, он высок и хорошо одет, в строгом тёмном костюме.

Однако он не так высок, как третий мужчина… то есть, Ревик.

Где-то в своём сознании я ошарашенно моргаю.

Он все ещё там, когда я возвращаюсь.

Я не могу оторвать от него глаз, даже зная, что Мэйгар смотрит — даже чувствуя его отвращение, как только он замечает мой взгляд.

Ревик одет в то, что, наверное, носили на повседневной основе в тот временной период. Темно-коричневые штаны, белая рубашка с рукавами, закатанными до локтей, подтяжки, ботинки. Его одежда выглядит хорошо пошитой, и он чисто выбрит, все ещё немного тощий, но выглядит значительно здоровее по сравнению с тем разом, когда я видела его в этом времени, в берлинской тюрьме.