Дж. Андрижески - Шулер

Я постаралась открыто переводить взгляд с лица на лицо, как это сделала бы Касс.

Однако мне всегда отстойно давались эти игры.

Когда большинство видящих отвели глаза под моим взглядом, я сосредоточилась обратно на русской. Её волосы были убраны в косы по бокам от угловатого, но красивого лица с карамельной кожей. Её светло-карие глаза светились таким количеством света, что я поймала себя на том, что подавляю какую-то напуганную реакцию, пытаясь удержать её взгляд.

Её полные губы изогнулись ещё сильнее, так что я знала, что она тоже читает мои мысли.

Она стояла рядом с низенькой азиаткой с широким лицом и темными волосами, спадавшими до середины спины. Они обе были одеты в шёлковые халаты, прикрывавшие лишь верх их бёдер.

— Тебя беспокоит то, что мы шлюхи? — спросила меня русская, скрещивая руки. — А если я скажу, что он тоже торгует этим, это обеспокоит тебя или успокоит? Но с другой стороны мы, видящие — сплошной «большой секс», да?

Злость окрасила её голос, но после того, как она всмотрелась в моё лицо, её хищная улыбка вернулась.

— Ах, тебе не нравится, что я говорю. Но Реви' и есть шлюха… во многих смыслах. Предложи ему деньги. Посмотри, что он скажет, — она широко улыбнулась остальным. — Нам, видящим, всегда нужны деньги!

Ещё больше смеха прокатилось нервными волнами. Теперь несколько других видящих тоже выдержали мой взгляд, понимающе усмехаясь. Их выражения и тела, казалось, перемещались вокруг меня морем волос, кожи и светящихся глаз. Они казались мне животными — я ничего не могла с этим поделать. Они жестикулировали друг другу, и их голоса эхом раздавались в моей голове, доносясь словно со всех сторон разом.

«Она уже попробовала его?»

«Нет, я не вижу его в ней».

«Неудивительно, что она так злится».

Смех звенит, в моем сознании и за его пределами. Моя голова раскалывается, но моё тело ощущается так далеко, словно кусок мяса на крючке. Я закрываю глаза, стараясь заблокировать их.

«Думаешь, это она избила его до полусмерти?»

«Зная Реви', ему это понравилось».

Ещё больше смешков.

«Он был голоден. Даже в таком состоянии. Думаешь, она ему отказала?»

«Только не эта. Она тоже голодна».

«Он просил тебя об этом, малышка?»

Последнее адресовано мне и исходит от русской с угловатым лицом, полными света глазами и длинными загорелыми ногами. Остальные проститутки утихают, ожидая моего ответа.

Я смотрю на них, зная, что нет хорошего ответа, и нет хорошего не-ответа.

Выдыхая, я скрещиваю руки, глубже обмякнув в кресле.

И все же я раздражена. «Что это за дерьмовые намёки в духе „молода“ и „маленькая девочка“? Мне почти тридцать, ради всего святого».

В этот раз смех звучит громче. Несколько видящих улыбаются мне, открыто забавляясь, и в этот раз я определённо чувствую себя так, будто не понимаю шутки. Комната теперь наполовину погружена во тьму. Их лица переключаются, то видны, то нет, то в негативе, то в позитиве.

Русская, которая все ещё ближе всех ко мне, улыбается.

«Я Кэт, и я пробовала его. Ты бы хотела знать, как часто? Какими способами?»

Прежде чем я успеваю ответить, изображения начинают быстро кружить, прерывая мой ход мысли. В них я чувствую его, чувствую его вкус, как она и говорила, чувствую ощущение его кожи и прикосновения. Моё тело невольно реагирует, густой прилив тошноты заставляет жар затопить моё лицо.

Кэт смеётся, и изображения утихают.

«Да… она голодна и жаждет брата Ревика, — Кэт окидывает взглядом комнату. — Но его ли в особенности, мне интересно? В конце концов, наш вид для неё в новинку. Может, кто-то из других наших братьев понравится ей не меньше? Кто сломает её для остальных нас?»

Мои кулаки сжимаются. Я не поворачиваю голову в сторону других мужчин, которые, как я чувствую, теперь смотрят на меня с интересом. Если они не просто потешаются надо мной, я никак не могу знать этого наверняка. Я вижу на столе полупустую бутылку вина.

Я позволяю своей руке подобраться ближе…

«Прекрати! — один голос перебивает остальные. — Ты заходишь слишком далеко. Она думает, что ты серьёзно! — низенькая азиатка подходит ближе, и я осознаю, что это её голос. Она смотрит на меня с любопытством, но также с сочувствием. — Она никак не может изменить то, чему её учили. Она напугана, Кэт. Ты ведёшь себя грубо» .

Кэт фыркает. «Я обучаю её. Чем, по-твоему, он прямо сейчас занимается с Уллисой?»

«Не будь дурой, — говорит другая. — Он ранен».

«Он никогда не ранен настолько», — с весельем замечает мужской голос.

Очередная волна смешков звенит в нитях света — эти кажутся более тёплыми, более искренними. Я моргаю, стараясь сосредоточить глаза.

Более взрослый женский голос раздаётся после этого. Моя голова поворачивается; теперь я почти могу их различить. Похожая на африканку женщина стоит сзади, улыбаясь мне темными глазами.

«Убери когти, Кэт. Она же всего лишь новичок».

«Она хочет знать. Посмотри на неё!»

«Она не хочет знать. Ты злишь её, Кэт. И ты завидуешь».

«Завидую? Чему? Разве станет он играть с наполовину червяком, когда в деле не замешаны деньги?»

«Он хочет все, у чего есть пульс, — смеётся другой мужской голос. — И её душа, может, и выглядит как старик, но она красива. Её свет влечёт. Конечно, он её хочет. Я её хочу. Уже один только парадокс интригует. Даже с этими глазами».

Я измождена. Я с трудом остаюсь в сознании, когда другое присутствие входит в комнату. Другие умолкают, и эта тишина сродни тишине в школьном дворе, когда детей застали за пытками раненого животного.

Даже Кэт делает шаг назад, как будто обороняясь.

— Что здесь происходит? — говорит Уллиса.

Я стою. Когда я успела встать на ноги?

«Просто немного веселимся, старшая сестрёнка», — посылает Кэт, усмехаясь в мой адрес.

Я смотрю на Кэт, и глаза женщины пульсируют — ещё больше политики школьного двора, в этот раз предупреждение молчать от главного задиры. Но мне уже все равно. Меня тошнит, я устала так, как не уставала никогда в жизни. Я хочу позвонить матери, убедиться, что она в порядке, и Джону тоже. Я хочу поговорить с Касс. Затем я хочу спать — практически где угодно, только не здесь.

К черту всех этих людей.

Однако я знаю, что не могу уйти. Мне некуда идти.

Эта мысль вызывает очередной прилив злобы, в этот раз не адресованной никому. В результате начинает зарождаться печаль, но и её я подавляю.

— Ты права, — осторожно произносит голос. — Ты не можешь уйти, сестра.

Я оборачиваюсь, и глаза Уллисы отражают тревогу — может, из-за моих мыслей, а может, из-за чего-то, что она видит на моем лице.