Лилит Сэйнткроу - Дело о красной чуме

Если она сможет родить наследника. Барри Сент-Джон Дуплезис-Арктон, лорд Уинслет, был негодяем, но перестал играть и пил теперь лишь немного, надеясь на наследника. У него был племянник, который подавал надежды, но в остальном Эмма считала шансы Уинслетов слабыми.

Леди Уинслет не была замешана в скандалах, она была не из тех жен, что могли родить от другого. Печально, ведь, будь она немного оригинальнее, она могла бы превзойти соблазнительных чудищ общества.

Все это были общие знания, а Эмму интересовал герцог Кейлесборо, который будет на балу. Его любовница будет с ним, и Эмма умело пустила слух, который должен был заинтересовать его.

И он проглотил наживку целиком. Потому ей нужно было присутствовать в кладовой на втором этаже, полной не сочетающейся мебели и свернутых старых ковров. Свеча в пыльном канделябре, наверное, времен безумного короля Джоджета, с трепетом озаряла сцену.

Эли выпрямился и резко выдохнул. Он не был помят, но его щеки чуть раскраснелись. Может, от смущения, ведь не ожидал, что Кейлесборо будет так бороться.

А Кейлесборо лежал на полу со связанными руками и ногами, во рту был его носок, и он сверлил Эмму мрачным взглядом голубого глаза, второй был закрыт от удара.

Для мужчины его статуса он неплохо отбивался.

Но то было не важно.

— Итак, — тихо сказала Эмма, — что нам с вами делать?

Она обратилась к испанцу вежливо, хотя он не вызывал сочувствия или восторга, его правую руку выкручивал за ним жестоким образом тихий и аккуратный Микал, лицо испанца исказилось, он плюнул в ее сторону.

Скрип, и другая рука Микала сжала шею испанца.

— Прима? — одно слово было полным жуткой жестокости, и если бы Эмма была не уставшей, а оскобленной, она дала бы Щиту сделать с мужчиной, что он пожелает. Глаза Микала горели в тусклом свете своим огнем.

За запертой дверью в коридор доносилась музыка. Ее отсутствие не заметят во время вальса, а герцога — могут.

«Им будет долго его не хватать, — тревога острыми бриллиантовыми зубами кусала спокойствие, с которым требовалось справиться с этой ситуацией. — Клэр в порядке? Надеюсь, отдыхает с удобством».

Она отогнала мысли. Она спасла его, и сейчас у нее были другие дела. Ее отношение к ментату было одним делом, а служба королеве и империи — другим.

- С одной стороны, — продолжила она, подавив отрыжку от холодного ужина леди Уинслет, сцепив ладони и опустившись на маленькое кресло, стоявшее удобно неподалеку, — вы — дипломатическая персона, сэр, и правительство Ее величества верит в соблюдение формальностей. Будет плохо, если член августейшего общества этой голубки Изобелии пропадет.

Дон Игнацио де ла Хоя почти побагровел и шепотом проклинал ее. Он был не карлистом, что было интересно. Испанское аббатство было долгое время настроено против Изобелии, круглой и глупой королевы, у которой не было шанса против них. Но она все еще считалась правящей, и Эмма предполагала, что идея величия могла привлекать кого-то из ее подданных. Особенно, если их плохо ценили, как этот экземпляр.

Его горло почти раздавили железные пальцы Микала, резкий запах страха растекался от него волнами.

Пыльная ткань на кресле испортит платье. Ей не стоило садиться, и она долго тянула с этим делом. Но Эмма склонила голову и смотрела на мужчину. Дон Игнацио извивался в хватке Микала, и оставалось вопросом времени, когда он соберется с силами и закричит, несмотря на пострадавшее горло.

Его вряд ли услышат за весельем и музыкой, но к чему рисковать?

Он уставился на нее, вдруг его штаны начали промокать, что было жаль, ведь ткань была хорошей. От него доносился ужасный запах. Шампанское и ужас смешивались плохо, а мужчина не было послом. Он был мелким членом консульства, несмотря на то, что «дон», но она предполагала, что даже он должен был задумываться об измене.

— Думаете, что могли убить королеву незаметно? — она звучала удивленно. И ужасно спокойно. — Еще и в такой вялой манере? Но оружие, что вы принесли для этого, может нам пригодиться, спасибо и на этом. Насчет этого багажа… — она кивнула на извивающегося герцога, и Эли, уже привыкший к ней, ударил Кейлесборо по животу. Герцог еще не растолстел, но был мягче туфли Эли. — Он для нас сейчас не ценен. А вы? Думаю, и вы не полезнее.

Дон Игнацио де ла Хоя начал шепотом лепетать, но он не говорил Эмме ничего нового касательно замысла. Ему было нечего сказать, страх сделал его тупым. Его замена в консульстве будет не менее глупой, но не такой проблематичной.

«Его сердце, — размышляла она. — Что за субстанцию он использовал? Он навредил себе сильно. Тридцать пять — не старик. Ему стоило бы питаться лучше».

Она вернулась в настоящее с усилием. Микал прочитал перемену на ее лице, и хруст ломающейся шеи громко прозвучал в комнате. Свеча на столе дымилась, но магия в воске не давала огню потухнуть.

На полу стонал герцог, закатывая глаза. Его доставят в Тауэр целым и невредимым. На миг Эмма Бэннон, служащая королеве и империи волшебница, подумывала выжать из него жизнь одной магией. Будет грязно, да, но и приятно, а королеве Виктрис не придется больше бояться этого зверя в клетке. Он плохо выбрал план действий, но он мог сделать выводы из ошибки.

«Решать не тебе, волшебница», — говорила она себе. Кейлесборо был одним из немногих, кто бывал рядом с Александриной Виктрис, когда она была еще наследницей в хватке герцогини Кентской. Конечно, он не собирался жениться на ней, но хотел, чтобы герцогиня и дальше давила на свою почти коронованную дочь. Старый король дожил до коронации Виктрис и лишил герцогиню регентства, а Виктрис не дала Кейлесборо статус для воплощения амбиций. Но королева все равно хотела разобраться с ним снисходительно.

Если Тауэр можно так назвать.

Тело де ла Хоя рухнуло на свернутый ковер со стуком, подняв облачко пыли. Микал взглянул на нее.

— Прима? — он выглядел встревожено?

Магии ушло больше, чем требовалось, чтобы заманить их в эту комнату, в ее ловушку. Тревога вернулась острее. Клэр не был юным, и он прямо стремился навредить себе.

— Несите тело и герцога, — туман Лондиния сегодня был густым, он скроет все дела. — Окно за теми жуткими шторами, и проверьте, чтобы герцог не разбился. Не нужно вредить садам леди Уинслет, — она встала, взмахом пальца убрала чарами пыль со штор. Серебряные высокие туфли с кружевом были милыми, но ужасно жали, как и корсет.

«А мне лучше домой. Я стала такой скучной».

— Я вызову карету, — Микал замер, и Эмма была рада вежливости Щита.

— Мы доставим два несчастья в Тауэр.

«Хотя тело доедет не дальше рва. Его Обитатель будет рад».

Эли склонился и с тихим звуком поднял крупного и окоченевшего от страха герцога. Микал стоял и смотрел на нее. Эмма вернула маску своего обычного выражения, расправила плечи и пообещала себе ром, когда вернется.