Лилит Сэйнткроу - Дело о жнеце

Он оставил Клэра проследить за ней, а она и не поняла.

Одной из функций Щита было забирать у нее излишек магии, но в этот раз было слишком. Высокий звон, хлюпанье, и мир встал на место со стуком. Эмма обмякла, дрожа, жаркая боль пульсировала между висков.

Тишина заполнила темную лестницу. Вскоре будут крики и топот. Даже в Уайтчепле такое событие не осталось бы незамеченным.

— Прима? — Микал, пылко. — Эмма?

Боль еще трепетала в ней, призрачный нож прознал плоть груди. Она сжалась от удара, слепая, и Микал удерживал ее. Это прошло, и волны нахлынули на нее.

— Видела, — выдавила она. — Я это видела! — тут была магия, и эфир вступил с ней в резонанс, вызвал взрыв.

Камешек упал на пол. Звучало падение неверно, и все место было окутано холодом, что менялся плавно в стекло. Можно было заглянуть в дыру в стене, у которой были очертания ножа. Повалил неприятный запах, за стеной во тьме оказался туалет.

Ее голову сдавила боль, и тело еще страдало от призрачных ран. Теперь она была в этом деле, не могла уйти.

— Я… — она закашлялась, ее тошнило, желудок сжимался. — Больно.

— Тише, Прима. Я здесь, — Микал тоже дрожал, или это она?

— Страшно, — выдавила она слабым голоском. — Домой. Щит… домой.

— Да.

Она отпустила сознание, ушла в глубины пострадавшего разума, чтобы обдумать произошедшее.

Две мысли шли за ней, обе пугали.

Первая была: «У него нет лица».

Вторая: «У него есть нож».

Глава пятнадцатая

Беспамятство

Возвращение в Мэйефейр было долгим и напряженным, улицы были полны громких карет. И было тесно, Микал держал на руках хрупкую волшебницу, игнорируя Клэра, разглядывая ее лицо, словно в нем была тайна, проверяя через промежутки пульс на ее горле и запястье.

Клэр не хотел продолжать сегодня, хотя мисс Бэннон была не в состоянии для ужина и не заметила бы его отсутствие. Ему нужно было посетить другой Ярд, и он догадывался, какой, но не мог уйти, пока бледная волшебница была без сознания. Микал отнес ее наверх, и мадам Нойон зашумела, чтобы служанки помогли госпоже.

Клэр пошел в гостиную к шкафу. Его рука дрожала, он налил себе хорошенько бренди, удивительно быстро выпил это. Жгло, и он подавил урчание обожженного горла.

Столько нелогичного могло расстроить даже здоровый разум, ведь это было сложно принять. Он мог попросить Финча сходить в аптеку за кокой, но то жжение не помогало.

Нет, бренди лучше. Он посмотрел на шкаф. В доме мисс Бэннон припасам не было конца. Он не ощутил бы нехватки разных жидкостей в склянках, даже витэ. Он никогда не напивался — это притупило бы способности ментата — но в этот момент его привлекала эта мысль.

«Жуткий день», — ужасные вопли мисс Бэннон были полны жуткой нелогичной силы. Конечно, было заметно, что из нее вырывалась магия.

Жутко. Снова земля ударила о крышку гроба, гремя в его голове, капнула кровь. Даже он знал, что проливать такую ценную жидкость в том месте для волшебницы было опасно.

«Э, менталь. Напиваешься до смерти?».

Клэр развернулся. Комната была пустой, темная мебель и потолок с сатирами и нимфами — насмешка мисс Бэннон над идеями мужчин — были прежними. Бильярдный стол, где часто стучали по шарам, пока он обсуждал дело, а мисс Бэннон потягивала ром, был таким же, укрытым тканью, потому что он какое-то время не играл.

Его чувствительные ноздри раздувались. Запах грязи, затушенной свечи. И сильный запах мужчины, жившего жестокостью, остроумного и с худым лицом.

«Невозможно, — серебряные огни не трепетали. Его веки очень быстро двигались, способности пытались понять, настоящие ощущения или фантазия. — Просто невозможно».

Неаполитанец не стоял у двери, где замирал перед тем, как достать длинную тонкую сигарету с цветочным привкусом, странно смотрящуюся в его грязных пальцах.

— Просто напряжение, — буркнул Клэр, слова падали в мертвый воздух. Он не замечал, как тесно было в этой комнате без веселых вопросов женщины, без ворчливых ответов мужчины, когда он забывал о маске. Без стука бильярдных шаров, отдельной музыки, без дыма в воздухе, который с треском чар улетал к дымоходу. — Жуткий день. И неделя. Еще бренди и отдых. Для моих нервов.

Будто у ментата могли быть растрепаны нервы. Было глупо даже предполагать это. Но все же…

Он вытер рот тыльной стороной ладони, повернулся к шкафу и налил еще. Нет, не отдых. Отдых ему не поможет. Только работа прогонит тревогу, ведь земля могла перестать слушаться законов и начать вести себя нелогично, как магия.

— Эксперименты, — он посмотрел на ладонь с рюмкой бренди, янтарная жидкость дрожала. Рука была знакомой, как его дыхание, и возможности кружились в его голове.

Он не понимал, пока выпивал бренди и наливал еще, что оставил смятые бумаги о ранах Марты Тебрем и показания свидетелей в карете мисс Бэннон, где Хартхелл найдет их и без слов передаст Финчу, а потом бумаги окажутся на столе в кабинете мисс Бэннон. Это было поражающим признаком рассеянности для него.

Клэр вряд ли мог забыть о бумагах, и он думал, что его состояние было тревожным. Но он просто наливал и выпивал, пока бутылка не опустела, а потом он поспешил покинуть комнату.

Он даже не ощущал себя пьяным.

Глава шестнадцатая

Редкое и чудесное

Просыпаться после такого неудобного события было неприятно. Особенно когда пробуждение было от грохота в глубинах дома, и Микал выругался, распахнул дверь ее спальни.

Без стука.

— Он убьет себя, Прима, — глаза Щита пылали, темные волосы были спутаны, словно он запускал в них пальцы. — Или одного из слуг. Или разобьет дом.

Эмма вздохнула, повернулась и уткнулась лицом в подушку. Хоть было темно, ее голова ужасно болела, и любые признаки света ранили ее глаза.

— Вряд ли, — буркнула она. — Уйди.

Он подошел к ее кровати и коснулся плеча двумя пальцами.

— Я не хотел вас будить, но он навредит кому-то, может, себе.

«Последним я помню…» — она поежилась от воспоминания. Но обморок притупил острые края, учение лишило яда. Она могла спокойно обдумать видение.

Она испытала смерть Тебрем, удар за ударом.

Она нарушила то, что смерть чуть не достигла. Глубокое пятно, которое кормили бедность и жестокость Уайтчепла. Теперь нужно было с трудом и опасностью определить метод и намерения убийцы, а потом обрушиться на убийцу с силой закона и раздражением Эммы.

Она выбралась из тумана сна, когда раздался еще один удар. Звук не был волшебным, защиты трепетали только в ответ на ее внимание.

— Что он делает?

— Заперся в мастерской, шумит с Прилива. Дверь крепкая, и…

— Да, — она моргнула, зевнула и отодвинула подушку и его пальцы с долей сожаления. Попытка выбить дверь мастерской активирует защитные чары, и воля Примы ударит раньше, чем она придет в себя. — Хорошо. Позови Северину и служанок. Я посмотрю, что он задумал. Но потом я приму ванну и выпью шоколад. Ужасно себя чувствую.