Ульяна Гринь - Сообщница артефакта

Конунг неожиданно оказался нормальным мужиком, не таким, как викингов описывали в книгах и показывали в фильмах. В меру брутальный, в меру вдумчивый, в меру резкий. Впрочем, его сестра нравилась Диме больше. Даже не как девушка, что было вполне резонно, а как человек. Лива была рассудительной и твердой, но в каждом ее движении чувствовалась женственность. Да, вот такая странная, грубоватая, непривычная женственность. Их третья сестра-близнец показалась ему слишком замкнутой и молчаливой. За все время разговора она не проронила ни слова, но он сообразил, что все трое общаются ментально. Обалдеть! Здесь и правда одни маги! Кто колдует, а кто и телепатией занимается…

— Димитрий, — обратился к нему конунг, — ты останешься гостем в Северных землях, пока мы не восстановим мир и справедливость. Прошу тебя обосноваться в моем доме. Тебя обеспечат всем необходимым — едой, ложем и женщинами…

Лива кашлянула в кулак, словно подавилась хлебом. Дима ощутил, как наливаются жаром уши, и пробормотал:

— Еды и ложа будет достаточно, спасибо. Найти бы Алису… Да, с нами была еще одна женщина, Кристи. Она тоже пропала.

— Послушай, я был у вас в Старом мире, я знаю, что там все по-другому.

Валь нахмурился, словно грозовая туча накрыла город.

— Но Алиса — законная жена нашего брата. Что связывает тебя с ней?

Дима помотал головой. Спокойно, только спокойно, сердить конунга не стоит…

— Она осталась совсем одна, без поддержки этого вашего брата, чуть с ума не сошла, потому что ее убедили, что Нового мира не существует. Ей нужен был защитник. Кто-то, кто поймет и поддержит ее. Я понял и поддержал.

Он сглотнул, помолчал и добавил хрипло:

— Мы не спали.

Лива усмехнулась, отворачиваясь к окну:

— Зато ты показал Хель жаркую любовь!

— Ты говоришь правду, женщина? — отчего-то удивился Валь и вдруг засмеялся: — Зная эту рыжую бестию, не он ей, а она ему показала!

— Это вообще-то называется насилием, — буркнул Дима. — Я был связан.

Даже Вилма молча улыбнулась, а конунг с Ливой откровенно хохотали. Успокоившись, Валь подошел и хлопнул Диму по плечу так, что кости затрещали:

— Ладно, пришлый человек! Уж прости Хель, у нас так принято — женщины решают, с кем, когда и как.

— Мой брат, — подала голос Лива. — Возможно, Димитрию будет удобнее в нашем доме? Мы с Вилмой не потревожим его, а у тебя здесь с утра до вечера дым коромыслом стоит!

Словно в подтверждение ее слов, в дверь вошел с легким поклоном невысокий бородач в простых одеждах, нагруженный свитками. Валь махнул ему рукой:

— Не сейчас, мастер Ингве, я занят!

— Но, конунг… Закупка лошадей, кузнецы просят об отсрочке… Налоги… Это срочно!

— Я занят! — рыкнул Валь. Даже Диме захотелось вытянуться в струнку, что уж говорить о мастере Ингве!

— Война, конунг, — вздохнул секретарь, пятясь к выходу.

— Мы постараемся предотвратить войну, — отрезал Валь.

Когда бородач удалился, пытаясь удержать свитки в руках, он прошелся по комнате, заложив руки за спину, потом добавил:

— Мы должны предотвратить войну. Дагрун сделает амулет для связи с Фером. Я сегодня же пошлю голубя к нашему шпиону в Астубрии. А ты, Димитрий, расскажи мне подробно о том, что ты знаешь об Алисе и ее жизни в Старом мире.

— Ну…

С чего начать? С кота? С голубых искр из-под пальцев Алисы? С нападения в бутике? Или…

— Там была одна тетка. Она собиралась похитить Алису и ее ребенка, — вспомнил Дима черноглазую водительницу такси. — Называла дорогой невесткой и сказала, что действует в интересах будущего внука.

Валь резко остановился и впился взглядом Диме в глаза:

— Что? Какая… тетка?

— Фер сирота, его мать умерла, когда он был совсем маленьким! — взволнованно отозвалась Лива. — Мачеха в заточении за убийство ариго…

— Вот именно, — процедил сквозь зубы Валь. — Некому называть ее невесткой. А может, ты нам рассказываешь сказку, Димитрий?

— А зачем мне это? — возмущенно ответил Дима. — Тем более что это я ее пуганул! А Алиса напряглась, между прочим, и тетку эту она знала. Нисколько не удивилась и сказала потом, что это маман ее тутошнего мужа!

— Тогда опиши эту тет… женщину, — мягко попросила Лива, обласкав Диму неожиданно теплым взглядом серых глаз. Он пожал плечами:

— Баба как баба. Не старая, не молодая. Лет сорок. Глаза черные, волосы черные. Все.

Вилма поднялась со своего места и подошла к Диме вплотную. Чего ей надо? Он даже шарахнулся от неожиданности, но девушка строго глянула, будто приморозив к дивану, и положила ладонь на его лоб. Черт дери, что она делает?

Такси воняет старыми носками… На ткани сиденья застарелое пятно, и не разберешь от чего именно, и не хочется даже… Играет уже надоевшая песня «А в Питере пить, в Питере пить» … Рядом застывшая Алиса, и он чувствует ее страх, животный ужас… Пугач дулом уперся в висок женщины, и из-под волос медленно скатывается на лоб капелька пота… Рука на руле дрожит… На пальцах перстни… Интересно, откуда у таксистки столько денег, чтобы купить массивные золотые печатки и такие похожие на бриллианты крупные камни?.. На указательном пальце кольцо с блямбой, какими в средние века запечатывали воск на письмах… Птица на блямбе, голубь… Кто делает перстень с голубем?

— Символ знати Деистана, — выдохнула Лива.

Вилма отняла руку от головы, словно вынула раскаленную иглу из мозга.

— Блин, больно же! — простонал Дима, потирая лоб.

— Прошу простить мою сестру, — рассеянно ответил Валь. — Это единственный способ вытащить скрытые детали из разума. Значит, шахидше? Почему шахидше? Не могу понять, зачем ей называться матерью Фера?

Лива подняла на него взгляд и медленно сказала:

— Разве первая жена ариго Армера похоронена в хрустальном гробу в усыпальнице? Разве не говорят все тексты в книгах, что Ариниель из рода Горделивых пропала, как сгинула? Разве не видели мы уже один раз с братьями Сенорель, что сгинуть не означает умереть?

— Ты права, Лива, — кивнул Валь. — Значит, Ариниель — это шахидше. Бахира или Кадижа?

— Кадижа — мать покойной Самианы, да примут ее духи по ту сторону жизни. Мать Фера не допустила бы настолько близкородственный брак.

— Бахира. Зачем ей Алиса и младенец?

— Зачем вообще кому-то ребенок Алисы? — проворчал Дима.

Три пары серых глаз уставились на него, и Лива покачала головой:

— Мы не знаем ответа на этот вопрос. Но узнаем.

Страх. Одно из самых первых человеческих чувств. Что начинается страхом, кончается обычно безумием. Алиса устала бояться. Она устала не понимать. Быть пешкой в чужой игре, в чьих-то чужих играх — это всегда страшно и странно. Как будто кто-то лишил ее воли и возможности управлять собственной судьбой.