Марина Эльденберт - Цепи его души

— Хм… Де Мортен нашел способ воспроизвести заклинание печати портала, — сестра Терезы склонилась над ним. — Силен, ничего не скажешь. А если мы сделаем так?

На глазах Эрика сквозь женские черты стали проступать черты Аддингтона. Он не успел даже вздохнуть, как молодая женщина осела на пол, а в грудь ударил неестественный холод. Этот холод сковал по рукам и ногам и без того неподвижное тело, но только на миг. Потом в него плеснуло чужой, неестественной силой, мертвой и страшной.

Силой агольдэра.

Эрик осознал это сквозь отголоски пытающихся прорваться воспоминаний.

«Агольдэры мало изучены…»

«Оно никогда не обретет материальную форму…»

Последние слова Терезы он вспомнил в тот миг когда Аддингтон пошевелил пальцами. Его пальцами.

Не обретет, если не получит власть над чьим-либо телом.

Внутри разливались чужие ярость и злоба, ненависть: отравляющая, иссушающая сердце. В миг, когда бывший лорд-канцлер поднялся и повернулся к лежащей на полу Шарлотте, все внутри оборвалось.

Она была жива — ее грудь слабо вздымалась.

— Забавный феномен, — пробормотал Аддингтон, перешагивая через неподвижно лежащую Лавинию. — Сознание девчонки отключилось сразу, а ты еще пытаешься сопротивляться.

Агольдэр обращался к нему, его губы даже не шевелились.

Его. Губы.

Он хотел позвать Шарлотту, но не смог произнести ни слова.

— Отпусти ее, — произнес он. — Отпусти ее, или я тебя уничтожу.

— Правда? — агольдэр провел руками по фраку, стряхивая с него пыль. — И как же ты это сделаешь, Эльгер, если я слышу каждую твою мысль?

Ему не раз и не два доводилось чувствовать себя сумасшедшим, но то, что происходило сейчас, напоминало кошмар. В этом кошмаре он приближался к Шарлотте уверенными шагами, чтобы выпить из нее остатки сил. Он знал, что стоит его ладони коснуться ее груди — и все будет кончено.

— Надеюсь, что мне удастся вытряхнуть тебя из сознания, — хмыкнул Аддингтон. — Да, определенно удастся, в знаниях мааджари наверняка найдется что-нибудь интересное…

— Остановись, — осознавать собственное бессилие, полнейшее бессилие за много лет, было страшно. Но еще страшнее было смотреть на нее и понимать, что он ничем не может ей помочь.

— Зачем? — хмыкнул Аддингтон. — Девчонка знает наш секрет, и она умрет. Понимаю, что ты хочешь дотянуть до момента, когда сюда примчатся де Мортен и вся его боевая компания, но увы. Пока они добегут, ее маленькое сердечко уже остановится, а мы будем рыдать над ее телом. Скажи, Эльгер, ты умеешь плакать?

Он опустился рядом с ней на одно колено, и в этот миг Шарлотта открыла глаза.

— Эрик! — всхлипнула она. — Ты…

И тут же осеклась, глядя в его глаза.

В том, что она все поняла, не было ни малейших сомнений, она узнала его по одному короткому взгляду. Или, точнее будет сказать, не узнала. Но вместо того, чтобы испугаться, рванулась к нему, вцепилась во фрак с криком:

— Отпусти его! Отпусти, отпусти, отпусти!

Движение справа — и взмах руки рассыпал корень, летящий к его запястью.

— Пора заканчивать с этим, — Аддингтон потянулся к ее груди, глядя в сверкающие глаза, надежда в которых сменялась отчаянием. — Откуда только силы взялись…

«… когда Агольдэр попытался его развеять, у него ничего не вышло: тот был уже слишком силен. Он уничтожил его с помощью глубинной тьмы, раскрыв воронку и вливая в безумного монстра смерть. До той минуты, пока она не превратила его в тлен».

Каждый раз, когда внутри просыпалась тьма, Эрик шагал под водопад.

Водопада здесь не было, но ясность ума и предельная концентрация из практик Джинхэя все еще оставались сильны.

Он полностью отпустил разум, а потом ворвался в него с той жесткой и неумолимой силой, с которой укрощал все свои страхи и слабости. Долго против Аддингтона ему не продержаться, а значит…

Заклинание печати, которым он закрывал Шарлотту, Эрик выучил наизусть. Поэтому набросить его на себя труда не составило: запирая внутри магию и агольдэра, в своем теле, как в клетке. Бешеная злоба Аддингтона на миг сменилась изумлением, но было уже поздно — Эрик раскрылся навстречу тьме и смерти, позволяя ей хлынуть в тело мощным неиссякаемым потоком.

Из-за запирающего заклинания вырваться в мир она не могла, но он все-таки отступил от Шарлотты.

Шаг.

Другой.

Третий.

— Что ты делаешь?! — взвыла запертая внутри тварь. — Ты убьешь нас обоих!

Эрик не удостоил его ответом.

Вой Аддингтона вливался в хлещущую в тело глубинную тьму. Агольдэр бился, запертый в его оболочке, и разрываемый на части тем, порождением чего являлся. Тщетно пытаясь перехватить контроль над телом и разумом, но Эрик держался за ее взгляд. Просто смотрел ей в глаза, понимая, что должен уничтожить эту тварь до того, как остановится сердце.

Отчаяние в глазах Шарлотты снова сменила надежда, а затем… страх.

Она метнулась к нему:

— Эрик!

— Уведи ее.

Собственный голос показался чужим, таким он и был: жутким, надтреснутым, ломающимся.

Почти как у Ормана.

Через Ормана говорила Смерть? Эта мысль почему-то вызвала кривую усмешку. Особенно когда поднявшийся с пола виконт, пришедший в себя, с вытаращенными глазами вцепился в Шарлотту и потянул за собой к запечатанному пока выходу. Откуда в этом тщедушном тельце взялась такая хватка, одному Всевидящему известно, но виконт волок ее за собой, несмотря на крики Шарлотты, отчаянно пытавшейся вырваться.

Он смотрел им вслед под хрипы Аддингтона, затихающие внутри. Мир вокруг давно утратил краски, обернувшись изнанкой жизни, но ему уже доводилось здесь бывать. Доводилось чувствовать слабость и холод, видеть, как тлен пожирает даже камень.

Боли не было, был только холод и пустота.

Потом исчезли звуки, поэтому, что Шарлотта выкрикнула сейчас, он не расслышал.

Удары сердца превратились в удары малыша, дорвавшегося до фортепиано, по клавишам.

Такие же редкие.

И глухие, если надавить ногой на педаль.

Эрик упал — сначала на одно колено. Потом просто — на искореженные плиты, лицом вниз. Последней мыслью была мысль о том, что Аддингтона больше нет (внутри было бесконечно пусто), и что Шарлотта в безопасности.

С последним ударом сердца прервалась даже эта мысль, и Смерть снова раскрыла ему свои объятия.

Шарлотта

В миг, когда Эрик упал, мое сердце остановилось. Только что я слышала его биение под глухие шаги и хруст каменной пыли под ногами, а сейчас нет. Даже хриплое, сбивающееся дыхание виконта, бормочущего себе под нос, что мы должны отсюда вырваться, стало тише. Я больше ничего не видела и не слышала, и уж точно не представляла, что могу сжать руку в кулак и изо всех сил ударить Майкла в лицо.