Ксения Гаврилова - Ловушка для потерянной души

Все меньше шума, расходятся командиры, уводят за собой людей, уменьшают живое море под стенами. Подтверждают слухи о том, что война в этот раз пройдет стороной. Отпускает сердце тревога. Здесь так здорово, что даже душа дрожит. Улыбаюсь, прижимаю руки к груди, смотрю на очередной мираж на далеком горизонте. Он черной линией расползается в стороны, закрывает собой безжалостное солнце. От восторга дух перехватывает. Тяну руки к миске с прохладным чаем. Даже он подрагивает, все сильнее, уже разбегается маленькими волнами, облизывает края посудины.

— Миссар, — останавливаю руку, смотрю на чарку, слежу за столь реальным миражом далекой темной волны.

— Мой принц, — он поднимается по узкой лестнице на стену. Как всегда в доспехах. Черным пятном рушит золотую сказку. Склоняет голову и замирает. Смотрит завороженно на круги в миске с чаем.

— Вам тоже это кажется странным? — касаюсь пальцами посудины. А дрожь все сильнее, уже добралась до толстых стен.

Он не ответил, подошел стремительно к стене, перевесился через край, впился взглядом в горизонт, где все отчетливее видна черная лавина ночной тени. Только странно, что она идет от солнца. Но чего только не бывает в этих местах. Я привык к миражам.

— Объявляй тревогу! — резко обернулся к солдату, который прятался в тени одного из зубцов, лениво подпирая древко копья собственной головой. — Быстро! — схватил его за доспехи, встряхнул, как щенка.

— Что происходит? — не могу оторвать взгляда от темной лавины, которая все больше закрывает собой золото песков.

— Закрыть ворота! — миссар игнорирует меня, пропал в одном из узких проходов лестницы башни. Провожаю его взглядом, сердце заныло от неясной тревоги. Вторя ему, завыли протяжно трубы. Заволновалось живое море голов под стенами.

— Миссар! — понимаю, что мираж вовсе не является обманом зрения. Он не может заставить стены дрожать, не будет поднимать тучи пыли, что закрывают небо. Бегу по узкой лестнице следом за ним, спотыкаюсь в темноте хода после яркого неба.

— Ваше высочество, — ловит меня в самом низу у выхода во двор. Натыкаюсь на холод его доспехов. — Идите в свои покои. — Сжимает мои плечи, кивает ближайшим солдатам, приказывая охранять меня.

— Но почему вы закрываете ворота? — оборачиваюсь к стене, оттуда слышится нестройный крик отчаяния множества людей. — Они мои солдаты! Мой народ! — скидываю с плеч руки охраны.

— Их слишком много. Они создадут затор в воротах. Мы просто не успеем их закрыть. Они — стадо, испуганное до ужаса. Будут топтать друг друга и нас с вами. Мы сдадимся без боя, если не закроем ворота! — оттолкнул меня от себя. — Это было ваше желание, не пускать их за стены.

— Но они же люди, — он ударил меня моими же словами. Я был против того, чтобы пустить такое количество воинов за стены, боялся их вони и шума. Я верил в то, что войны не будет. Опускаю безвольно руки, смотрю на яркую линию прохода ворот, которая с каждым мигом все уже, погружает коридор в темноту. Скрипит, опускаясь, решетка, отрезает последнюю надежду на спасение тем, кто остался снаружи.

— Уведите его высочество, — зло бросает Саркалу, который вынырнул из одного из коридоров.

— Я командую крепостью! — моя последняя попытка изменить хоть что-то, вырываюсь из крепкого захвата Саркала, тороплюсь к воротам. — Я приказываю открыть ворота!

Мое эхо заметалось в замкнутом круге внутреннего двора крепости. Вздрогнули воины, что только опустили решетку, закрепили тяжелые цепи у стены. Отступили на шаг, переглядываются.

— Только посмейте. — Обжег холодом голос миссара, блеснула сталь клинка у горла одного из воинов. — Кто даже подойдет к воротам — умрет. — Из ниоткуда появились воины его личного отряда с такими же холодными лицами, закрыли собой проход к воротам, положили руки на рукояти мечей.

— Ваше высочество, идемте, — потянул меня за руку Саркал.

А я не в силах отвести взгляд от спокойного лица миссара. Все громче и отчаяннее крики за стенами, дрожит земля под ногами. Меня тащат, прячут за толстыми стенами, которые скрывают голоса, но я слышу, они звучат в моей голове.

— Мы умрем? — подкрадываюсь к узкому окну, боюсь выглянуть и вместе с тем очень хочу этого. Вид из окна захватывает лишь часть открытого пространства перед воротами.

— Я не знаю, ваше высочество, — встает рядом Саркал, закрывает собой окно, не дает увидеть. — Но ваши люди постараются не допустить этого.

— Отойди, — толкаю его в грудь. Эти слова ранят. Мои люди. Те, кем я брезговал, сейчас умирают под клинками и стрелами, совсем рядом. Под высокой стеной, что пока спасает мне жизнь.

— Не стоит ваше высочество. — Качает головой, стоит по-прежнему передо мной.

— Я должен увидеть. — Поднимаю на него взгляд. Спрятались слезы, которые застилали глаза. Прогоняю страх, это возможно, пока я не там, внизу. У меня еще есть время и надежда. А у них — нет.

— Отойди, — холодный голос миссара за спиной. Но не оборачиваюсь. Сейчас он пугает меньше криков под стеной. — Он должен знать, как дорого стоят его решения.

Саркал морщится, но сдается под нашими взглядами, отходит от окна. Подхожу медленно, касаюсь узкого подоконника, впиваюсь в него пальцами. Криков почти нет. Ровная пустыня золотого песка в алом свете закатного солнца. Сотни людей, лежат на раскаленной земле, дрожат миражами. Еще тлеют недогоревшие костры, покачиваются от ветра пустые палатки, которым удалось устоять.

Земля такая темная, насквозь пропитана чужой смертью, ее несмело касается вода, смешивается с кровью, оставляет бурые отметины на светлых камнях крепости.

— Смотрите, мой принц, — холодная рука миссара на плече. Сильнее сжимаю камни подоконника. — Это ваш народ. Те, кто умер лишь потому, что вам было противно находиться с ними за одной стеной.

— Вы приказали закрыть ворота. — Отворачиваюсь от страшной картины заката. — Это ваша вина.

— Правда? — впервые вижу улыбку на его лице. Она еще страшнее, кажется, сама смерть улыбается тебе с равнодушного лица.

Салих. Торговец мыслями.

Свободный человек, не имеющий ранга.

Такого не ожидал даже я. Множество писем, тайных посланий с намеками и бессмыслицей повествования, которые прятали страшную правду. Я теряю хватку, путаюсь в собственных мыслях.

Война хороша, когда ходит рядом, но не хватает за руки. А сейчас она совсем близко, за стенами, прячется в кустах подступающего леса, блестит острыми наконечниками стрел, звенит клинками. До сих пор дрожит что-то внутри, словно порванная струна. Эта дрожь прервала очередное выступление, сбила с ритма сердца всех, кто сейчас молча поглядывает на темный горизонт. Что принесет с собой завтрашний день?

— Салих, что делать будем? — остановился рядом Ракс, смотрит, как и я на небо, боится близкого рассвета. Степные воины Хариса любят солнце, посвящают ему свои победы и приносят жертвы чужих жизней.