Сара Рааш - Иней как ночь [недоформатировано]

Ее улыбка становится шире.

— Так ведь я была магией с самого начала. Разве я когда-нибудь была настоящей Ханной?

Я хмурюсь.

— Ты…

Объяснение. Мне срочно нужно найти этому какое-то объяснение. Но чем дольше я смотрю на нее, тем яснее осознаю, что, возможно, она права. Общалась ли со мной настоящая Ханна?

— Хватит! — мотаю я головой. — Ты просто пытаешься сбить нас с толку. — Я поворачиваюсь лицом к Генералу и спиной к Ханне. — Нам нужно пройти это испытание. Очистить сердце.

Генерал не сводит с Ханны глаз, сжав губы в тонкую линию. Он не смотрит на меня и никак не реагирует на мои слова.

— Меня могло нарисовать твое воображение, Мира.

У Ханны мягкий голос, каким я его и запомнила. Он вызывает трепет и желание прислушиваться к каждому произнесенному слову.

— Я не выдумала тебя, — отвечаю я Ханне, по-прежнему стоя к ней спиной. — Я даже не знала тебя, пока ты сама не показала себя мне. Как я могла вообразить все, сказанное тобой?

— А как ты можешь быть накопителем? — спрашивает Ханна. — Как возможен этот лабиринт? Ключи показали тебе, что сделать, чтобы попасть сюда. Пластины в лабиринте — как пройти испытания. Может быть, магия и раньше помогала вам, приняв понятную тебе форму? Создала то, в чем ты нуждалась. Маму.

Я резко поворачиваюсь к ней, впиваясь ногтями в ладони.

— Я успокоилась и перестала злиться на тебя в Пейзли. Я увидела настоящих родителей и то, какой должна быть настоящая семья. И я знаю теперь, что наши отношения — какими бы они ни были — неправильные. Ты сама в ответе за то, что натворила. Я ни в чем не виновата. Но я исправлю твои ошибки, Ханна. Я лучше тебя.

— Знаю, — снова улыбается она. — Не твоему сердцу нужно успокоение.

От неожиданности я приоткрываю рот.

— Кому…

Ханна поворачивается к Генералу.

— Я отдала ее под твою защиту. Ей пришлось искать помощи у магии, потому что ты подвел меня.

Генерал.

Меня охватывает паника, и я делаю два неуверенных шага к нему, но он не отрывает взгляда от Ханны.

— Генерал, не слушайте ее! Смотрите на меня…

— Ты подвел меня, Генерал, — повторяет Ханна, и на этот раз в ее голосе отчетливо слышится горечь. — Ты подвел Винтер.

— Он не подводил Винтер! — опять разворачиваюсь я к Ханне.

Подошедший Мэзер кладет руку на мое плечо и пытается утянуть меня назад.

— Ему нужно пройти это испытание.

Я встаю прямо перед Генералом и говорю только ему:

— Во всем виновата Ханна. Только она.

Он моргает. Я чувствую облегчение, пока он не переводит на меня отсутствующий взгляд.

— Я вырос с твоей матерью. Я когда-нибудь говорил тебе об этом?

Я цепенею. Даже Мэзер, все еще уговаривающий меня не мешать, замирает. Мы оба слышим в голосе Генерала знакомую интонацию. Таким тоном он обычно давал нам уроки истории.

— Мы оба росли во дворце. Почти так же, как вы с Мэзером — вместе. — Он бросает взгляд на сына. — Я видел ее маленькой и неуклюжей. Видел ее недостатки, ошибки, срывы, поэтому мне сложно было увидеть в ней королеву.

Генерал смотрит на Ханну.

— Я совершил ошибку — не обращался к ней с почтением, которого требовал ее титул. И при угрозе войны со Спрингом я помогал ей как друг, а не как солдат своей королеве. Я должен был быть только ее генералом. Должен был увести Винтер с пути, на который направила его она. Я этого не сделал.

— Вы не знали, что она заключила сделку с Ангрой, — хватаю я его за плечи. — Вы не могли ожидать…

Генерал снова переводит взгляд на меня и сжимает мои руки. Он никогда еще не касался меня так отчаянно, словно с мольбой. Его глаза ярко горят, он в исступлении продолжает говорить, взбудораженный появлением Ханны, лабиринтом — всем, что ему пришлось пережить за последние двадцать лет. И, глядя на него, я испытываю ужас.

Я боюсь за него. Боюсь за Генерала.

— Я поклялся себе, что никогда больше не совершу такой ошибки, — его пальцы впиваются в мою кожу. — Поклялся, что буду видеть в тебе только королеву — каждую секунду твоей жизни. И нарушил свою же клятву.

Слезы. На щеках Генерала слезы.

— Уильям, — надломленно прошу я. — Уильям, перестаньте…

— Ангра захватил мое королевство, — продолжает он. — Я вынужден был растить своего сына как чужого. Я делал все, что мог, но этого было недостаточно. И я нашел тому единственную причину… Тебя.

— Меня?

Если бы Генерал не держал меня за руки, я бы рухнула у его ног.

— Это было так глупо. — Его пальцы напрягаются. — Теперь я понял это, Мира. Я годами винил тебя. Но ты ведь никогда не принимала на себя эту вину, да? И в какой-то момент я осознал, что винил не того человека. Ты была не виновницей нашего краха, а нашей надеждой на будущее. Я не мог вырастить Мэзера как родного сына, зато я вырастил вас обоих.

Сердце бешено колотится, грозя взорваться от чувств.

— Но ты права, — говорит Генерал, смеясь. — Ты права. Во всем происходящем и произошедшем виновата Ханна. И Ангра. И я позволил им отобрать значительную часть нашей жизни, возложив вину не на того человека. — Он смотрит на Мэзера. — Прости, что не смог быть для тебя хорошим отцом. — Смотрит на меня. — Простите, что не был хорошим отцом для вас обоих.

Его извинения еще звучат в моих ушах, когда он притягивает меня к себе.

Генерал обнимает меня. В Пейзли я примирилась и с его отношением ко мне. Я покорно приняла роль, которую он выбрал для меня, и думала, что я в порядке. Но я не была в порядке. Я понимаю это, оказавшись в его объятиях.

Мне шестнадцать, и я обнимаюсь с ним в насланном на меня видении Ангры.

Мне десять, и я рыдаю у него на груди, оплакивая смерть Кристаллы.

Мне шесть, и он качает меня на руках, успокаивая после приснившегося кошмара. Никогда больше он не обнимал меня с такой нежностью. Это мгновение навсегда запечатлелось в моем сердце и являлось символом всего того, чего я хотела для нас.

Я обнимаю Генерала за пояс, уткнувшись лицом ему в грудь. Его рубашка в пыли после лабиринта, маленькие зачехленные ножи, висящие на пересекающем грудь ремне, впиваются в щеку. У уха бьется его сердце.

Это мгновение лучше всех предыдущих.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, и притягиваю к нам Мэзера.

— Мы все исправим. Вместе. И мир очистится.

Слезы блестят на щеках Генерала, в морщинках у его глаз. Подняв голову, он снова глядит на Ханну. Она еще там? Не важно. Мы прошли это испытание. Все. Мы очистили сердца и можем двигаться вперед. Вместе.

Моя радость омрачается.

Нет, не вместе. Но я умру, зная, что Генерал любит меня. Умру, зная: все, чего я желала для нас, не было неисполнимой мечтой. Мое желание сбылось.

Однако, когда я смотрю в лицо Генерала, мое горьковато-сладкое счастье сменяется печалью. Невыразимой, болезненной тоской.