Сара Рааш - Лед как пламя

Парни высыпали на улицу перед домом, примерялись к оружию и смеялись над тем, насколько настоящие мечи тяжелее их тренировочных деревяшек. Мэзер не хотел, чтобы они его слышали, не хотел разбивать хрупкую близость между собой и матерью. Матерью. Снег морозный, эта мысль впервые не вызвала в нем отторжения.

Улыбка Элисон растаяла.

— Ты больше нуждаешься во мне, чем в нем. Как и Уильям. Я давно уже поняла, что должна быть той, на кого опирается Уильям, пока Винтер опирается на него. И… — она помедлила, заговорщически выгнув бровь, — если ты захочешь, то однажды станешь таким человеком для Миры.

У Мэзера голова пошла кругом. Элисон и об этом знала. Хоть что-то прошло мимо ее зоркого глаза? Она наклонилась поближе к нему.

— Меня впечатляет то, как ты сражаешься за Винтер. Я сейчас, как никогда, испытываю гордость, когда называю тебя своим сыном, и сделаю все возможное, чтобы помочь тебе так же, как ты помогаешь нашему королевству. Но не забывай сражаться и за себя самого… в этом нет ничего постыдного.

Мэзер прикрыл глаза и опустил голову в знак… покорности? Согласия? Благодарности? Всего. Он почувствовал раскаяние, сквозь которое яркой искоркой пробивалась радость: у Предвестников Расцвета теперь есть оружие! Настоящее оружие и поддержка Элисон.

Из головы не выходило выражение лица Миры в ночь празднования, когда он покидал ее спальню. Ее полные отчаяния глаза, текущие по щекам слезы. В ту секунду его душа корчилась и умирала оттого, что он вынужден ее оставить.

Ему не следовало покидать ее. Все, чего ему тогда хотелось, — бежать к ней и сражаться за нее. Именно это он и должен был сделать.

Мэзер понял это сейчас, увидев внутреннюю силу Элисон. Снег небесный, он знал Элисон всю жизнь, и она ни разу не показывала свою слабость. Лишь иногда несколько слезинок сбегало по ее щекам, когда погибал кто-то из беженцев-винтерианцев. И только. Больше никоим образом она не выдавала своей боли. Мэзеру вспомнилось, как Элисон стояла рядом с Уильямом, положив ему ладонь на плечо, или как она молча кивала, прощаясь с теми, кто отправлялся на миссию. Спокойная и непоколебимая. Мэзер никогда этого не замечал. Как долго он был слеп.

Открыв глаза, он собрался ей сказать об этом и извиниться за то, что был таким неблагодарным сыном. Однако на смену царящему умиротворению пришло знакомое чувство опасности: что-то не так. Мэзер увидел, как парни вскинули оружие, приготовившись к бою. Кто-то приближался к ним с другой стороны улицы. Мэзер резко развернулся, выхватив из голенища сапога кинжал.

Взгляд Элисон проследил за ним и его вскинутой с кинжалом рукой, но сама она не двинулась — лишь свела вместе брови, приоткрыла рот и тихонько застонала.

Мэзер не мог понять выражение ее лица. Нет, он отказывался понимать то, что видел. Он уже видел такой взгляд раньше… он знал, что он значит…

На груди Элисон, обагряя синюю ткань платья, расцветало алое пятно. Торчащий из груди кончик меча посверкивал, словно какое-то жуткое украшение. Враг подкрался к ним так близко, что Мэзер должен был услышать его и остановить…

Лезвие меча выдернули из спины Элисон. Ее глаза закатились, она покачнулась и упала прямо на руки Мэзера. Он выронил кинжал. Сердце сжалось, кровь застыла в жилах. Мэзер поддержал Элисон за плечи, всматриваясь в ее лицо…

— Она украла оружие. — Это произнес корделлианский солдат, стоявший за спиной Элисон. Тот самый, что угрожал Фидж несколько дней назад. Лезвие его меча, покрытое густой бордовой кровью, блестело в сумеречном свете. — А мы не потерпим воров в корделлианской колонии.

С пронзительным криком Фил бросился вперед, подняв над головой меч. Мэзер тоже закричал, когда корделлианский солдат повернулся к Филу. Закричал, потому что еще одна потеря была не выносима.

Солдат взмахнул мечом, и конец клинка остановился прямо у шеи Фила. Парень замер в миллиметре от смертоносного острия, его грудь тяжело поднялась и опустилась.

Мэзер вздохнул с облегчением, но тут корделлианец широко ухмыльнулся: со всех сторон слышались крики и бряцанье оружия. По городу эхом прошелся победный клич. Громко затрубил рог, сигнализируя о…

«… корделлианской колонии».

Ноум. Он захватил Винтер. Нет, этот рог будет означать конец корделлианской оккупации Винтера. И закончится она сегодня.

Чьи-то руки тянули Мэзера, чьи-то голоса вырывали из охватившего его оцепенения.

— Нужно бежать!

— Их слишком много. Вставай!

Мэзер зарычал, пытаясь освободиться. Они еще ответят за смерть Элисон, за то, что ее тело неподвижно лежит там, где он его оставил. Мэзер схватил кинжал и налитыми кровью глазами проследил за бросившимся прочь корделлианцем. Этот трус сбежал к другим солдатам, которые уже появились в конце улицы. Трусы. Каждый из них — трус. И Мэзер перебьет их всех.

— Их слишком много, — умолял Холлис. — Ты сам учил нас. Учил правильно оценивать расстановку сил и отступать при необходимости. Сейчас нам нужно бежать.

Сквозь ярость пробилась разумная мысль. Отряд корделлианцев распределился по северной части улицы, отрезая путь к заброшенным районам Дженьюри. По меньшей мере два десятка солдат направлялись к ним ровным и неторопливым шагом. Их гонят в самое сердце Дженьюри. Судя по испуганным и тревожным крикам в других частях города, винтерианцам блокируют пути к отступлению. Корделлианцы окружили их.

Мэзер спрятал кинжал, подхватил тело матери и побежал.

Парни с оружием в руках, которым они толком не умели пользоваться, последовали за ним. Но они сжимали рукояти мечей с такой убийственной решимостью, что Мэзер посочувствовал бы любому корделлианцы попытавшемуся им помешать. И куда же теперь идти?

Во дворец. Там Уильям. А Мира? Ноум окончательно и бесповоротно захватил Винтер. Он открыл магический источник? Мира его подвела? Ноум в Винтере или разыскивает ее? Она еще жива? Мэзер прогнал мысли, грозившие истерзать его изнутри. Нет, нельзя сейчас об этом думать. Мира должна быть жива. Если это не так, то ничто в Примории не спасет Ноума от неминуемой смерти.

Ступеньки дворцовой лестницы пронеслись под ногами Мэзера. Он плечом открыл дверь, и та с грохотом ударилась о стену. Был поздний вечер, а значит, все рабочие разошлись по домам или вернулись в свои дворцовые комнаты. Коридоры были пусты. Семь пар сапог пересекли бальный зал, поднялись по мраморной лестнице и устремились в глубь белоснежно-серебристых коридоров. Все происходящее казалось дурным сном, от которого можно очнуться…

Они пронеслись по длинному коридору, ведущему в кабинет Уильяма, подхлестываемые гуляющим на балконе холодным ветром. Дверь в кабинет была приоткрыта, и Мэзер затормозил в нескольких шагах от нее. Руки сводило от того, как крепко он держал тело матери.