Илона Эндрюс - Дикий огонь

— Но теперь-то мы его нашли, — возразил Берн. — Можешь позаниматься самокопанием позже. Море — это бассейн. Нам понадобится лопата. Должно быть, он его зарыл. Пиратские сокровища всегда зарыты.

Я сфотографировала карту на телефон. Найдя пару лопат в садовом сарайчике, мы прошли через участок к дальней части угодий, где рос лес, и вышли через кустарник на маленькую поляну.

С неба на нас заморосил холодный дождик. Я осмотрела поляну. Справа раскинул свои ветви большой дуб, слева торчали два пня и снова начинались кусты. На лесной подстилке не было заметно никаких признаков рытья.

Если бы я была маленьким мальчиком, где бы я спрятала свои сокровища?

Он постарался выделить дерево на карте. Дерево было важным.

Я обошла большой дуб. Маленькие круглые отметины усеивали его кору с северной стороны, по две подряд, с равными интервалами.

— Что это? — спросил Берн.

— Это было дерево для лазанья. А это дырки от гвоздей. Похоже, здесь были приколочены планки, но затем кто-то их вытащил.

Берн разбежался, подпрыгнул и, уцепившись руками за толстую нижнюю ветку, подтянулся вверх.

— Есть что-нибудь?

— Дупло. Подожди.

Он спрыгнул обратно, с холщовым мешком в руках. Берн опустил его на землю, и я бережно развязала завязки. Пластиковый пиратский сундучок, вроде тех, что можно купить в сувенирном магазине или в интернете, сделанный из пластика под видом тёмного старого дерева. В месте стыка крышки с коробкой крепился череп с двумя пластиковыми мечами, воткнутыми в его глазницы. Черепа поменьше украшали остальную поверхность сундука.

Берн осторожно вытащил мечи и открыл сундук. Я достала предметы один за одним, аккуратно раскладывая их на мешковине. Швейцарский нож. Маленький бархатный мешочек с десятидолларовыми золотыми монетами, каждая с разным президентом. Три пули. Жёлтая спортивная машинка. Фонарик. Маленькая картонная коробочка для украшений, в каких обычно хранят ожерелья.

Я бережно её открыла. На бархатной подушечке лежала одинокая флешка. На внутренней стороне крышки была надпись уверенным женским почерком: «Бабушкин секрет».

Я обняла коробочку, чувствуя, что вот-вот расплачусь.

￭￭￭

Я мчала сквозь хьюстонский траффик.

— Она зашифрована, — сообщил Берн, его пальцы порхали над клавиатурой ноутбука.

— Сможешь её взломать?

— Мне нужно время. Это не один из коммерчески доступных шифров. Работа выполнена на заказ, и она очень хороша.

— Позвонить Роган.

Машина покорно набрала номер.

— Да? — ответил он.

— У нас флешка Оливии Чарльз. Мы можем выполнить их требования.

— Что на ней?

— Она зашифрована. Мы едем домой, но Берн уже загружает её на наш домашний сервер.

— Хорошо. Отлично.

— Ладно, давай. — Я замялась на мгновение. Почему бы и нет? — Люблю тебя.

Повисла короткая пауза.

— Я тоже тебя люблю.

Я повесила трубку и улыбнулась. Бич Мексики только что признался мне в любви. Никогда не устану это слышать.

— Что будет после того, как все это закончится? — спросил Берн.

— Что ты имеешь в виду?

— Что будет с тобой и Роганом, когда эта чрезвычайная ситуация закончится?

— Нам нужно будет пройти испытания.

— Ты уходишь от вопроса.

— От какого именно вопроса, Берн?

— Когда все эти неурядицы закончатся, что будет с тобой и Роганом? Ты переедешь к нему в дом? Будешь ездить на работу? Планируешь ли ты выйти за него замуж? Хочешь ли этого?

Так, это было неожиданно.

— Ты слишком много времени проводишь с бабулей Фридой. Ты переживаешь, что я могу увлечься добродетелью Рогана и уйти к нему жить?

— Нет, я переживаю, что у тебя нет плана. Ты не думаешь об этом, но тебе нужно выяснить ответы на эти вопросы, не для нас, а для себя. Этого ли ты хочешь?

Это было просто. Я хотела просыпаться каждое утро рядом с Роганом. Иногда он будет Коннором, иногда — Чокнутым Роганом, но меня это устраивало. Я любила его всего.

— Я не знаю, как все обернётся. Поэтому живу сегодняшним днём.

— С нами все будет в порядке, — сказал Берн. — Тебе не нужно о нас беспокоиться.

— Что ты имеешь в виду?

— Я проверил наши счета. У нас достаточно денег для жизни ещё месяцев десять. Может, год, если растянуть. Без поступления новых дел.

— Я это знаю.

— Тебе не нужно волноваться о деньгах. Мы можем подождать с вещами, вроде собственной охраны. Не бросайся во что-то с головой, только потому, что семья нуждается в чем-то, что полагается Дому.

Спасибо тебе, Гарен Шаффер.

— Дело не в этом. Я люблю его, Берн. Это серьёзно.

— Этого я и боялся, — сказал он тихо. — Я не хочу, чтобы тебе причинили боль.

— Спасибо. Роган меня не обидит.

— Ты не видела, как он смотрел твоё свидание с Гареном. Его лицо было пустым. Холодным. Он просто стоял с безразличным видом и крутил жгуты из твёрдого металла, словно из пластилина.

— Он не стал мешать моему походу на этот ужин и никогда не просил меня этого не делать. Когда Гарен вошёл в мой офис, он не примчался туда и не попытался вышвырнуть его вон. Он сам посадил себя на цепь ради моего же блага, потому что как бы ему ни хотелось завернуть меня в пузырчатую плёнку и забрать в своё логово, он знает, что я этого не потерплю. Он старается, чтобы я видела все возможные выборы для нас как для молодого Дома. Когда мы шли домой после того ужина с Гареном, он ещё раз сказал мне, что с генетической точки зрения, Гарен был бы лучшим выбором.

— А Гарен лучший выбор?

— Нет. Потому что я не люблю его. Даже если бы любовь не была фактором, я бы все равно выбрала Рогана. Когда мы обнажёнными замерзали в цистерне у Хоулинга, Роган пожертвовал собой ради меня. Он не рассчитывал выжить. Если бы мы с Гареном оказались в опасности, пережить которую мог быть кто-то один, Гарен бы чётко пояснил, почему его выживание важнее, и бросил бы меня

— Просто будь осторожна, Невада.

Слишком поздно. Я погрязла во всем этом по самые уши.

— Я постараюсь.

Зазвонил телефон. Незнакомый номер. Я ответила.

— Вы дозвонились Неваде Бейлор.

— Ты хотела поговорить, — произнёс сдержанный женский голос. — Я встречусь с тобой в «Такаре» через пятнадцать минут. Если ты не придёшь, я не буду просить дважды.

Звонок оборвался.

— Это была…? — моргнул Берн.

— Это была Виктория Тремейн. — Если Линус Дункан давал вам обещание, он его сдерживал. Она выбрала «Такару», место, где я часто обедала. Это была издёвка надо мной. Видишь, я знаю, где ты ешь и что ты любишь заказывать. Вся твоя жизнь у меня под наблюдением.

Я стиснула зубы и повернула на съезд.

— Ты же не серьёзно, — побледнел Берн.

— Она дважды пыталась нас достать, и оба раза осталась ни с чем. Если она хочет поговорить, я с ней поговорю.

— Это неразумно.