Анна Сокол - Табель первокурсницы

— Что? — Гэли изумленно раскрыла глаза.

— Помолвка через пять дней, мне належит срочно вернуться в Кленовый сад.

Я сошла с поезда через два дня и шесть часов в Сиоли столице провинции Ильяс, большая часть земель которой принадлежала графам Астер еще с незапамятных времен. Старая кормилица Туйма рассказывала, что после разделения Эры на Тиэру и Аэру змеиному роду принадлежали и равнина Павших и Мертвое поле. Не то чтобы она застала само разделение, но поле Мертвецов до сих пор стояло на балансе у отца, а если порыться в старых бумагах, то, возможно, и вся Траварийская равнина, которую прозвали равниной Павших. Змеиный род никогда не бедствовал и никогда не кричал о своем богатстве, ибо слишком многие считали, что оно построено на костях. Собственно, как и любое другое, любого другого рода, что вынужден существовать у Разлома. Это не солнечные долины запада, где растет виноград Оуэнов.

Ну вот, опять вспомнила Криса, мало мне снов, в которых поцелуй в библиотеке повторяется снова и снова, с различными вариантами финала.

— Где это видано, чтобы леди благородного рода путешествовала с одним сундуком, — пробурчала Лиди и закричала на носильщика, — Осторожнее, окаянный!

Сундук побалансировал на тележке и решил не падать, что впрочем, не помешало горничной продолжать распекать рыжего парня. Высокая и разрумянившаяся от ледяного ветра, она невольно привлекала к себе внимание на перроне. Лиди была внучкой старой отцовской кормилицы Туймы, и до отъезда в Магиус была моей камеристкой. Не очень умелой, но… Она была доброй и старательной, плюс ко всему вбила себе в голову, что обязана защищать меня от всех и вся. Иногда такая забота подкупала, иногда раздражала, но я свыклась с ней, как свыкается северный вьюнок с холодной стеной дома, по которой растет. И иногда ловила себя в Академикуме на мысли, что скучаю, по ее громкому голосу.

Локомотив спустил пары, женщины торопливо отступили от платформы. Ветер ожег холодом лицо, кольнул губы и растрепал выбившуюся из-под меховой шапки прядь волос. Здесь на севере зимы куда как холоднее, чем в Льеже или Эрнестале. Поезд дал третий предупреждающий гудок, кондуктор зазвонил в колокольчик, и огромная махина стала медленно набирать ход. Свет фонарей отражался от гладкого сиреневого бока вагона.

Железнодорожная ветка, по которой пустили Сиреневый скорый, брала свое начало в Эрнестале, следовала через Льеж, вдоль побережья Зимнего моря и заканчивалась в Корэ, в предгорьях Чирийского хребта. Именно по ней отец транспортировал уголь, металлы и камни из шахт Астеров.

Колокольчик кондуктора затих, локомотив, пыхтя, отошел от станции, ватага мальчишек на бегу свистела вслед, отталкивая друг друга локтями, словно хоть одному из них по силам было догнать поезд.

Раздался гнусавый механический сигнал, и у противоположного края платформы остановился черный с серебристым мобиль, на дверце красовалась отлитая из меди змея, на этот раз оскаленная пасть смотрелась совсем не угрожающе, а скорее привычно. Распахнув дверцу, на платформу выскочил худой и долговязый Жюст — племянник кучера Гийома.

— Где это видано, чтобы леди тряслась внутри бесовского мехнизму, которому самое место в Разломе, — пробурчала Лиди, подталкивая носильщика в правильном направлении, — Ваш папенька, конечно, умнейший человек, но иногда… — она поджала губы, не решаясь продолжать, — Не дай Девы, ваш жених увидит, позору не оберемся, будто у нас приличного выезда нет.

— Он уже в Кленовом саду? — спросила я, натягивая на замерзшие пальцы перчатки.

— Как же можно, — она замахала руками, носильщик сгрузил сундук, на землю предоставив Жюсту право дальше разбираться самому, — В Корэ они остановились, завтра к ужину с официальным визитом прибудут, да подарками. Званый вечер в честь помолвки, ваша матушка ужо с ног сбилась, приглашены почти все и род Гиве и Витерсы и даже бургомистр Сиоли с супругой дочерьми обещались, не говоря уже…

— Лиди, — перебила я, — Ты его видела? Кто он? Хоть имя скажи.

— Да куда ж мне благородные имена запоминать, ужо на третьем запуталась, запомнила только, что, как и вы, из графьев.

Надежда, такая робкая, из тех, что приходит посреди ночи, когда ты просыпаешься с бьющимся сердцем в купе вагона, видишь блестящий циферблат часов на стене и кажется, что вот-вот поверишь в невозможное, разбилась в дребезги. Я знала, что это не Крис. Знала и все равно исподволь скрещивала пальцы наудачу, что может быть, не он сам, может, его отец, так же как и мой решил, что сыну пора остепениться… Граф! Помилуйте меня Девы!

— Леди Иви, вы не волнуйтесь, жених ваш — красавчик, каких поискать, — обнадежила меня горничная, — Детки будут загляденье.

Жюст, наконец, прикрепил сундук к багажной решетке и тихо захихикал.

— Ага, уж такой сладкий мальчишка, что сразу на солененькое потянет.

— Цыц, охальник, — замахнулась на него Лидии, — Не твое дело господ обсуждать. Твое дело бесовску механизму рулить.

— Сама бы ты за такого в жизнь не пошла, — он подмигнул горничной, и я заметила, как заалели ее щеки и отнюдь не от мороза.

— И это не твое дело за кого мне идти или не идти, Жюст. Заводи механизму, нас в Кленовом саду ждут. Эх, дай Девы, добраться живыми, а то будут вместо свадьбы похороны.

— Не будут, не боись.

Я села в теплый пахнущий воловьей кожей салон мобиля, рядом, недовольно бурча, стала устраиваться Лидия, привычно препираясь с водителем. В голове билась только одна мысль. Мысль, отдающая сумасшествием, но именно за нее я и цеплялась.

Как хорошо, что я оставила рапиру из черийского металла в Академикуме. Я опасалась ненужных вопросов, ответов на которые не знала. Я не сказала о подарке ни Серым, ни магистру, теперь придется молчать и дома. Одно цепляется за другое. Причина и следствие.

А ведь ее можно продать. Не за сотню золотых, конечно, и даже не за девяносто, ибо она уже настроена на владельца, но говорят, есть коллекционеры, которые собирают такие вот игрушки. Говорят… если выручить за нее пять десятков золотых, то можно оплатить пару лет обучения. Или даже три, если не портить имущество, как я тогда с башней. А ведь в спальне Кленового сада еще есть шкатулка с драгоценностями, которые я не смогу носить пока сила нее пойдет на убыль, а она не пойдет, если пользоваться ею постоянно.

Я и в самом деле об этом думаю? О том, чтобы отказаться от свадьбы? Проявить непослушание? Отречься от рода? Кажется, да. Но почему от этих мыслей так больно?

— Видели бы вы, леди Иви, какое вам платье пошили к помолвке, вот уж дочки бургомистра слюной изойдут, жаль вам диадему нельзя надеть, а то бы…