Яся Белая - Отправляемся в полдень

Днями готов.

А в тёрках главное выяснить мужик ты или нет. Для Карпыча это выясняется распитием самогона и чисткой морды. В этом-то и заключается мужиковость.

А ещё – про баб говорить. Карпыч любит вспоминать личный рекорд – пять за ночь. Он ещё ого-го, мог бы так жару дать, да денег нет. А Продажные и их дилеры нынче втридорога дерут, не то, что раньше.

Прежде, бывало, баба за одни только россказни о счастливых билетах да чудо-поездах сама предлагала. А щаз… Махнуть рукой да плюнуть.

Женитьба, по его, блажь.

– Зачем?

И действительно: топка горит, часы стучат, синтезатор-отец-родной пашет. А вообще б зашибенно было, если бабки печатал. И баб.

Наверное, никогда не научусь думать, как Карпыч.

Но зарекаться не стану. Самогон же, вон, пью.

***

– Почитай! Почитай!

Тотошка галдит уже битый час. А мне неохота.

Сам он не может – падший. Буквы им не даются. Как баба Кора научилась – загадка. Наверное, это из-за четырёх глаз. А Тотошка-то обычный.

– Ну плиз-плизик! – донимает он.

– Вот же достал! – тихо бешусь. – Зачем тебе?

– Хачухачухачу… – и так до бесконечности.

Веско.

Сидим в бабыКориной холщине. Хоть и день, а тускло, аж глаза на лоб лезут. Тут всё мутное. Хорошо, хоть не сырое. Нам Гиль чем-то холщину обшил – теперь не течёт. Гиль – мастак всё устраивать. К нему даже синтезаторы носят, чтоб подкрутил. У него в холщине до чёрта железок. И светильник яркий, не то, что у нас.

– Не буду! – отрезаю я, и устраиваюсь на нарах. Их баба Кора сама сколотила. Вкривь и вкось, но крепкие. Заворачиваюсь в ветошь, так теплее. Тотошке – хоть бы хны: у него шерсть!

– Ну тогда расскажи!

– Отвянь…

– Ну чё те трудно?

Вздыхаю.

– Про чё те?

– Про Рай! – а сам лыбится вовсю.

– А те зачем?

– Просто. Он похож на Небесную Твердь?

– Наверное. Нам их всё равно не увидеть: ни Рай, ни Твердь.

– Данте же тот, чё ты читаешь, он же видел.

– Сравнил!

Кривит морду.

– Ты же слышал, что взрослые говорят: падшие, мол, сквозь землю проваливаются и летят-летят. Вниз и ниже. В ад, во.

Он крутит головой, так, что уши по шее бьют.

– Нихачунихачунихачу…

– Эй, ты чё?

Во, в слезах весь. Чё делать?

– Вниз – не хочу! – мусолит лапой морду. – Хочу – вверх, как ангелы и Данте.

– Глупый! – треплю по загривку: когда он ревёт, хоть самой начинай.

– Нельзя же! Сгоришь!

– Пусть! Только бы полетать! Разок!

Блин…

Притягиваю к себе. Чмокаю в нос. Затихает. А внутри – муторно и серее, чем вокруг.

Тут он, как бешеный, вырывается и с воплем прыгает на нары. Чуть не сносит.

– Дурак!

– Сонник! – тычет дрожащим мохнатым пальцем.

Смотрю – и впрямь сонник. Спинку выгнул, шипит. Яркий такой, как мои волосы вроде. То ли на лисёнка, то ли на кошку похож. Пушииистый! Хвостище – красота! Зеньки, что те фары, на пол-мордочки, поблёскивают! Носик розовый, пуговкой, любопытный такой, всё нюхает. А на лбу, между длинных и очень пушистых ушек, как звезда вставлена. Головку склонил и будто лыбится. Миляга!

– Больной! – говорю Тотошке и кручу пальцем у виска. – Они же добрые! Во, зырь.

Осторожно сползаю, сажусь протягиваю руку, маню.

– Иди сюда! На-на! Вкусненькое дам!

Вру. Нет у меня ничего.

Но он то не знает. Шипеть перестаёт. Крадётся. Вытягивает мордочку.

Носик остренький такой, кажется, и в нору зерножорок влезет.

Нюхает пальцы, прикрыв зеньки свои лупатые. Потом трётся.

Добрый.

Беру под брюшко – мягче той травы! – тащу на нары с собой.

Тотошка дрожит весь. Зеньки блюдцами!

А я лыблюсь довольно: гляди, не боюсь.

Вот вернётся баба Кора с базара – попрошу оставить.

Будет веселей. А главное, ни у кого больше не будет ручного сонника: их убивают, как только видят. Дураки и звери.

Он свернулся клубочком у меня в руках и посапывает. И у самой зеньки липнут.

Сонник… Соня… Спи…

Тотошка скулит где-то там…

Глава 2. Вот тебе и чтение на ночь!

…начнется дождь.

Будто наверху кто-то открутил вентиль на громадной трубе, и тонны воды разом опрокинулись на меня.

Дрожу так, что начинаю переживать за свои зубы – как бы не повылетали. На мне – ни одной сухой ниточки.

Ливень – стеной.

Так-так-так. Протёрли глаза! Какой дождь? Откуда?

Я дома за компьютером. Собираюсь читать книгу этого Адова, что-то о розе. В рекламке говорилось, что книга живая, и читатель, который её откроет, попадает в другой мир. И я что попала?.. Да ну, бред какой-то. Такое только в фэнтези бывает.

Что там дальше? Я клацнула по ссылке, и неведомый чувак зачитал мне пафосный текст про непристойность наслаждения… Последнее, что помню: когда голос замолк, буквы посыпались. И пол потёк, как часы на картинах Дали.

Потом не помню, и вот теперь тут.

Всё.

Люди какие-то странные, обступают. Такое ощущение, что я на съёмочной площадке и здесь снимают какой-то арт-хаус. Окружают меня женщины. Какие-то страшные, из кунсткамеры прям. Массовка, что ли?

Да где я, в конце концов? Что вообще происходит?

Да что за чёрт! Холодно-то как. Что ж вы артистов морозите? Опускаю глаза, вижу, что стою в луже, босиком, под между пальцев противно чавкает мокрая глина.

Это сон! Я вырубилась прямо за компом! Видимо, последствия сумасшедшего дня! Сейчас сильно-сильно зажмурюсь и проснусь. Всегда срабатывало.

Раз, два, три.

– Айринн! Что ты меня позоришь на всю Страну Пяти Лепестков!

Приоткрываю один глаз: я всё ещё здесь.

Но где это здесь?

Что там было в тизере? «Головокружительное путешествие в Страну Пяти лепестков» ? Оглядываюсь. Впереди какой-то барак. На пороге толпятся ещё девушки в серых одеждах. На мне тоже надето нечто подобное. Бесформенное и насквозь мокрое.

Сквозь пелену дождя удаётся разглядеть вывеску над входом.

«Обитель лилий»

Мы чтим интердикты Великого Охранителя!

Да, всё это было в презентации к той книге: и Великий Охранитель, и интердикты.

Стоп! Я всё-таки в книге? Нет и ещё раз нет! Этого просто не может быть. И ладно бы ещё попадание в какой-нибудь альтернативный магический мир, которыми изобилуют современные романы.

Но в книгу? Как?

– Айринн, тварь!

Визгливый голос перекрывает грохот воды.

Женщины обступают меня плотнее, заставляют пятится.

Мочат, сопят.

Айринн? С утра вроде была Ириной.

Хорошо, пусть Айринн. Это ещё не самое страшное. Главное не паниковать. Постараться сосредоточиться на происходящем. Если вдруг, во что, конечно не верю, я в книге, то стоит разобраться что к чему и где здесь заветные строки «The end».

Девушки напирают, сзади орут:

– Остолбенела что ли, гадина?!

Оглядываюсь и оказывается зря: тётка размером со шкаф способна напугать любого. Ёжусь – не знаю даже от чего больше: от её ли внушительных габаритов, или от адского холода.