Екатерина Крылатова - Мой ангел-вредитель

- Родителей?

- Детей. Рейч там с ними одна, меня не может не мучить совесть.

- Рейч – это ваша жена? – задала я поразительный по своей бестактности вопрос.

- Не совсем. Рейчел родом из Соединенных Штатов, - пояснил он в ответ на недоуменный взгляд, - за все это время она так и не удосужилась сменить гражданство. Мы прожили вместе около трех лет, а когда я предложил расписаться, рогом уперлись сразу двое: московский ЗАГС и сама Рейчел.

- А она-то почему?! Простите, что спрашиваю…

- Да ничего страшного. Не вижу смысла скрывать: ее мотивы до сих пор мне непонятны. Списал бы на женскую психологию, но… - попутчик весело расхохотался. - Короче, трое наших детей получили фамилию Эддисон, а я – от ворот поворот с пожеланием удачи в личной жизни. Лихо, да?

Еще бы! При всем богатстве воображения я не сумела представить женщину, добровольно отказавшуюся от брака в погоне за статусом матери-одиночки. Погодите-ка…

- Дети - тройняшки, - сработал на опережение Евгений. - Два мальчика и девочка, Петер, Макс и Эльза. Их мамаша обожает повторять, что это не дети, а наказание, но расставаться с ними не спешит и просто воет от счастья.

Мда, на мой взгляд, если матери трех гиперактивных деток и есть от чего выть, то счастье в списке возможных причин идет одним из конечных пунктов. В голову закралось смутное подозрение: а не привирает ли попутчик? Слишком уж невероятная история в духе Е. Горац. «Вот был у меня один русский...»

- Не верите, - утвердительно кивнул Евгений и полез в рюкзак за бумажником. Из толстого кожаного бумажника он вытащил цветную фотографию и протянул мне. – Анапа прошлого года. Слева направо: Макс, Рейчел, я, Петер, ну и на шее у меня сидит Эльза. Где-то на заднем плане должен быть пляж, но его там почему-то нет.

Счастливый, отдохнувший Бенедиктович, на голове – пластмассовое ведерко, надетое на манер картуза; загорелая Рейчел с короткой спортивной стрижкой. По довольному личику Эльзы легко определить, чьих рук дело ведро на папиной макушке. Петер и Макс в одинаковых кепках держат родителей за руки, каждый – со своей стороны.

- История, конечно, не совсем классическая, - будто извиняясь, заметил попутчик, – на слово мало кто верит. Бабушка Рейч, старая миссис Эддисон, обещала спустить с меня три шкуры. К счастью, мадам до сих пор не в курсе, что ее внучка не собирается в Штаты. Слишком много... любопытных там развелось, это у нас, в России, каждый сам за себя.

- Извините, что не поверила, - я вернула Евгению снимок. – Ой, а это не ваше?

Я наклонилась, поднимая второй бумажный прямоугольник. С фото улыбалась черноволосая красавица с удивительно белой кожей, европейским овалом лица и сапфирово-синими глазами.

- Любовь всей моей жизни, - серьезно ответил Бенедиктович, убирая Белоснежку в бумажник. - Любовь, как понимаете, трагическая, но ее милый образ навсегда останется в моем сердце... А вы замужем, Вера?

- Я? Нет. Пока нет

- Вот и правильно, замуж не то место, куда стоит спешить, - попутчик одобрительно хмыкнул и о трагической любви больше не заговаривал.

Мы болтали о политике, ценах, соседях, Москве, и, в конце концов, разговор вновь свернул ко мне. Ни намеков («какая вы молоденькая! Не страшно путешествовать одной?»), ни навязчивости – о таком собеседнике я могла только мечтать.

- Так значит, вы возвращаетесь домой, чтобы трудиться на благо отечественного здравоохранения? – подвел итог Бенедиктович. – Похвально, похвально. И прославиться наверняка мечтаете?

- Было бы неплохо, - засмеялась я, - но пока хочется просто помогать людям.

- «Чип и Дейл спешат на помощь», - скептически хмыкнул собеседник. – Открою страшный секрет, друг мой Вера, только тсс! Бескорыстие и донкихотство проходят, как осенний грипп, а нежные побеги романтики засыхают где-то месяца за три-четыре. С вами остаются только зарплата, больше похожая на сдачу, да нескончаемый поток больных. Они, к сожалению, неизменны.

«Нежные побеги романтики», как выразился попутчик, завяли давным-давно, а какой-то особой для себя славы я не ждала, да и не хотела. Как выходец из династии медиков (со стороны отца), знала, сколько на самом деле романтики в профессии врача. Есть специальности престижные, а есть вечные. Безумно нужные, но питаемые лишь молодостью и энтузиазмом. Моя специальность из тех, безумно нужных. Но, опять же, всё зависит от того, куда пробьешься.

- Не бойтесь, Евгений Бенедиктович, я не романтик. А вы тоже врач?

- Стоматолог. Официально – сотрудник госучреждения, неофициально - занимаюсь частной практикой. Как и вы, посвятил себя искусству зуболечения по велению души и с тех пор нередко раскаиваюсь в этом. Шанс на удобную нишу в семейном стройбизнесе я благополучно прос…эээ... прошляпил. Юношеский максимализм, будь он неладен! Хотя, - добавил попутчик, хрустя пальцами, - оно, наверное, к лучшему.

Какое-то время Евгений Бенедиктович молча смотрел в окно, где проплывали поля и мелколесья, едва различимые в вечернем сумраке, а потом вдруг поинтересовался:

- Так куда вам, говорите, ехать?

Я назвала.

- Шутите, – утвердительно сказал он, - потому что такие совпадения – это нонсенс! Я еду туда же, и, если чутье меня не подводит, нам по пути не только в город, но и в больницу. Теперь всё понятно.

До того, как в вагонах погасили свет, попутчик успел поведать – правда, без имен, - кучу забавных историй из жизни уже общих коллег. Я смеялась. Не покидало непривычное ощущение, что мы со стоматологом уже сто лет знакомы и просто встретились после долгой разлуки.

Глава третья

Друзья познаются в еде

Люблю уезжать, потому что всегда есть куда возвращаться. Люблю возвращаться, потому что всегда есть к кому.

NN .

Кто хотя бы раз путешествовал поездом, тот не понаслышке знает, что выспаться там практически невозможно. Со всех сторон доносится бурчание, сопение, кряхтение, храп разной степени мелодичности. Раз в пять минут кто-то обязательно встает и движется через весь вагон, чтобы хлопнуть дверью в тамбур. Лиц страдающих бессонницей не разглядеть, и на душе становится жутко. Я просыпалась от любого резкого звука, будь то гудок встречного поезда или лязг колес при повороте. Вздрагивала, ложилась на другой бок, отлавливала ускользнувшую подушку и забывалась коротким сном, чтобы через час или два проснуться вновь.

Попутчик не спал совсем. Когда бы я ни открыла глаза, его фигура возвышалась над закругленным белым столиком. Евгений Бенедиктович сидел, подперев рукой голову, и всматривался в мелькавшие огни городов. Судя по кругам под глазами, ночные бдения ему не новы. Бессонница или специфика профессии? Мой отец, например, может ночами не спать: дежурства закалили. Интересно, стоматологи дежурят?