Екатерина Крылатова - Мой ангел-вредитель

Ее нелепое стремление стать ведьмой ни в какие ворота не лезет. Если из-за него, то он не позволит. Да и вообще не позволит! Это ведь равносильно убийству себя как человека. Единственный возможный способ полного перерождения – убить другую колдунью и забрать ее силу. Причем, не просто убить, а… даже думать страшно! Это карается, жестоко карается. Наверно, всё же стоило рассказать Соболевой, тем самым обрубив все концы, и отбить желание до конца ее дней. Она не поверила, смотрела так, будто он оскорбил лучшие чувства, ударил ее или сделал что-нибудь похуже…

Решено, нужно рассказать без утайки, сообщить нелицеприятную правду безо всяких прикрас. Так будет лучше, для всех.

Глава девятнадцатая

Короли и дамы

- Послушай, - друзья говорят мне на ухо, - Все будет отлично,

не падай лишь духом!

- Все будет отлично, - киваю им сухо.

И падаю, падаю, падаю духом…

Т. Шубина.

Следующий день обернулся настоящей пыткой и борьбой с душевными тараканами. Виной всему треклятая бумажка! Сколько раз порывалась выкинуть ее – не счесть, но каждая новая попытка кончалась неудачей: листок оставался там, где и был, а полчище тараканов радовалось пополнению.

Крамолова, этот демон в обличии человека, оказалась права: невозможно за один день вырвать из сердца привязанность. Я была как в чаду, душа скулила и рвалась с цепи, громадье планов рушилось, а виновник моих мучений даже не соизволил явиться! О, сколько обличительных речей было составлено, сколько моделей поведения разработано… впустую! Уже потом я узнала, что Воропаева спешно направили в Нижний, а инициатором суточной «ссылки» стала Мария Васильевна, но в тот день на Земле вряд ли можно было отыскать человека, которого я бы столь яростно ненавидела. И одновременно любила.

Ребята тщетно пытались развлечь меня. Кара поделилась свежей сплетней: дескать, через месяц-два к нам прибудет новая интерница. Авторитетный источник сообщает, что это будет девушка, обладательница красного диплома со всеми вытекающими. Я вежливо улыбалась, кивала, но при первой же возможности улизнула к своей больной.

Единственным приятным событием стала встреча с Мариной Константиновной. Она обрадовалась мне, точно родной, угостила яблоками и усадила рядом, разговоры разговаривать. Симпатия, питаемая мною к этой женщине, только усилилась, и не важно, чья она мать. И фамилии у них разные!

- Как там Осип Тарасович? – спросила я, хрустя яблоком.

- Не жалуется. Подумаю дважды, говорит, прежде чем снова сбегать, - поделилась собеседница. - Честно говоря, Верочка, представить не могла, что вы здесь работаете.

- Ну, официального разрешения пока нет. Я практику прохожу, интернатуру.

- Вот как, - она облизнула пересохшие губы. - Что ж, надеюсь, у вас все образуется, и разрешение будет получено. Вы ответственно подходите к делу и любите свою работу, это заметно.

Не только работу, но и ее составляющие. О последнем, я, разумеется, умолчала.

Настроение испортила случайная мысль: если бы Марина Константиновна знала, с кем именно ведет беседу, продолжила бы любезничать или отослала куда подальше?

К концу дня я по привычке свернула к кабинету Воропаева, дернула закрытую дверь и только потом вспомнила, что его нет. Настроение упало окончательно. Желание оказаться рядом, высказать всё, что я о нем думаю, а потом броситься на шею, отозвалось почти физической болью. Где же ты, Артемий Петрович?

Воспоминания о нашем поцелуе (первом и, вероятно, последнем) преследовали меня всю ночь, заставляя просыпаться с сердцем в пятках. Под утро мне приснилось возможное продолжение… И раньше снилось, конечно, но никогда так ярко, по-настоящему… Тьфу ты ну ты, гормонально озабоченные школьницы и то ведут себя приличнее! Школьницам простительно, а «взрослым, адекватным людям» - нет.

В порыве отчаяния достала листок Крамоловой, успевший истрепаться за время постоянных доставаний. Судя по адресу, это где-то на окраине города. Съезжу завтра перед работой.

«Надолго же тебя хватило! - издевался внутренний голос. - Денечек повздыхала, и привет. Кто закопал твою гордость? Стоит пальцем поманить, и ты бежишь. Давай, Тузик, принеси палочку! Никто не оценит, песик, зря стараешься. Ты для него игрушка, забавный звереныш…»

Пусть так, но если существует хоть малейший шанс, стоит им воспользоваться. Хотя бы попытаться. Лучше раскаиваться в последствиях, чем сожалеть о несделанном. Это не отпустит меня, не на моих условиях. Будь что будет, но я пойду. За спрос не бьют в нос.

«Нет в тебе гордости, Соболева. Ни капельки, ни каплюсеньки! Это не любовь, если хочешь знать, а навязчивая идея, одержимость. Остановись!»

Так уж вышло, что я разучилась следовать советам, даже своим собственным. «Я даю себе замечательные советы, но никогда им не следую» - пела Алиса в диснеевском мультике. Но вопроса «идти или нет?» больше не стояло: либо рискну, либо сойду с ума. Позже назову это состоянием аффекта, но сейчас я сказала бы проще – любовь.

***

Едва дождавшись утра, наскоро оделась, сжевала что-то, совсем не имевшее вкуса, и вызвала такси. В ожидании машины взобралась на подоконник, обняла руками колени и попыталась собраться с мыслями. Денег с собой брала минимум: требуется лишь консультация, а это не может иметь заоблачную цену. Узнаю, возможно ли, и сразу уйду. На «нет» и суда нет, а вот если вариант существует… Трудно представить.

Таксист, молодой прыщавый парень сонного вида, всю дорогу молча крутил баранку и высадил меня у покосившейся от времени пятиэтажки. Сверилась с адресом: тот самый дом.

- Ждать? – бросил таксист и сплюнул.

- Нет, спасибо.

- Тогда бывайте. Только тут, эта, водилы редко пасутся, случайно не наткнетесь. Телефон хоть есть, чтоб вызвать?

Меня умилило подобное беспокойство. Мужская забота в наше время такая редкость, что за нее становится неудобно и все время хочется благодарить.

- Есть, конечно. У меня тут бабушка живет, - буркнула первое, что пришло в голову.

Он бибикнул на прощание и неуклюже вырулил на трассу. Постояв минутку, я набросила капюшон и вошла в подъезд.

И как здесь только люди живут?! Чуть не растянувшись во весь рост, ухватилась за перила и тут же отдернула руку: кто-то вымазал их в мазуте. Пол загажен до невозможности, самым безобидным и привычным сором были раскисшие окурки. Стены пестрели откровенными признаниями пополам с трехэтажными матюгами. В воздухе стоял теплый, сладковатый запах накопленного за годы мусора. Я осторожно поднималась по лестнице, стараясь глубоко не дышать и ничего не касаться.

Площадка нужного этажа выглядела относительно чистой, а застоявшаяся вонь не казалась такой отвратительной. Выходит, здесь все же могут обитать приличные люди.