Евгения Сафонова - Лунный ветер

Дальше перечитывать я не стала, тихо вернув письмо обратно на место.

Я помнила легенды о бааван ши, мистических созданиях, которых некогда мог встретить любой. Себе на беду. Бааван ши были фейри — но, в отличие от многих своих сородичей, мирно живших бок о бок с людьми, злобными и кровожадными. Они перемещались по воздуху в облике чёрных ворон, однако мужчинам являлись под видом прекрасных златокудрых дев… чтобы, очаровав их, выпить из них всю кровь, оставив лишь безжизненное тело, истерзанное и иссохшее.

Считалось, что бааван ши давно покинули земли смертных, навеки уйдя на Эмайн Аблах, [12] Кельтское название Авалона. как и многие другие представители Дивного Народа. И, как видно, считалось напрасно.

Так, может, и оборотней напрасно считают истреблёнными?..

Я взяла недочитанную книгу мистера Белла, которую сегодня утром обнаружила лежащей на столике в холле. Вчера, убегая, я оставила её в саду и была весьма благодарна тому, кто вернул её в дом.

Я много читала об оборотнях. Воистину несчастные создания. В облике людей они могли быть добрейшими и безобиднейшими существами, однако, обрастая волчьей шкурой, не щадили никого. Перевоплощались оборотни помимо своей воли. Всегда — в полнолуние, иногда — простыми ночами, под воздействием каких-то сильных эмоций; но, когда восходила полная луна, оборотни обречены были провести всё время от заката до рассвета на четырёх когтистых лапах. Очнувшись утром, человек не помнил, что творил в обличье зверя: обращаясь в волка, он фактически терял память. Впрочем, некие людские воспоминания и чувства у зверя всё-таки оставались… но оборотень легко мог растерзать любимую жену, ибо волка всегда мучила нестерпимая жажда крови, а страсть приравнивалась для него к голоду. Проклятье передавалось людям с укусом, и лекарства от него не было.

Мы с Томом читали леденящие кровь истории, в которых оборотни пытались жить бок о бок с простыми смертными и заводить семьи. В полнолуние родные заковывали их в цепи и запирали в комнате с прочными засовами, однако это не помогало: оборотни всё же не были простыми волками, и с течением лет ум их звериного обличья всё больше приближался к человеческому, а сверхъестественной силы становилось достаточно, чтобы они могли перекусить даже сталь. Кроме того, оборотень мог обратиться и обычной ночью, в приступе гнева, отчаяния или вожделения. Их волчий облик практически не поддавался обычному оружию и магическому воздействию, и никакие средства и никакие чары не способны были выявить оборотня в человеческой ипостаси. Всё это неизбежно приводило к трагедиям, а посему в конце концов Инквизиция объявила всех оборотней подлежащими истреблению, и вскоре они действительно перевелись.

Если верить тому, что мне говорили и говорят.

Я рассеянно открыла книгу, пытаясь найти место, на котором остановилась вчера.

Если Элиота и правда убил оборотень, то кто он? Учитывая, что зверь пытался прорваться в мою спальню… После вчерашнего впору было бы подумать, что это Том, особенно вспоминая его «плохое самочувствие» вечером и угрюмое молчание за завтраком. Если подумать ещё раз — эта мысль абсурдна: вряд ли его внезапное становление оборотнем осталось бы для меня незамеченным. К тому же Тома я знаю почти всю жизнь, а вот загадочные убийства начались только сейчас.

Куда вероятнее то, что в смерти Элиота виновен кто-то другой. Кто-то, кто появился в наших краях совсем недавно. Кто-то, кто ночевал в Грейфилде той ночью, когда погибли наши кролики, и явно очень заинтересовался мной.

Кто-то, кто удивительным образом ладит с волками.

Наконец обнаружив нужную страницу, я осторожно разгладила её рукой, расправляя книгу, норовившую закрыться.

Мистер Гэбриэл Форбиден. Таинственный сосед, контрабандист и хозяин ручного волка. Мой духовный родственник. Человек, который понимает меня, как никто и никогда не понимал; человек, о котором со дня нашего знакомства я думаю и вспоминаю непозволительно часто.

Кто же он на самом деле? Я не знала, но вдруг поняла, что очень хочу узнать.

И поскольку эта мысль не могла привести ни к чему хорошему, я углубилась в чтение, постаравшись забыть о ней.

Кто знает, быть может, Элиот действительно пал жертвой приблудного бист вилаха. Во всяком случае, окажись это так, всё было бы куда проще для всех. И думать, что это так, куда безопаснее.

В первую очередь — для меня самой.

Весь день я просидела в комнате за чтением. Когда меня позвали есть, я ответила, что не хочу. Настаивать на моём присутствии не стали: с уважением отнеслись к моей печали по Элиоту. Книга, оказавшаяся крайне увлекательной, помогла мне отвлечься, забыться и обрести относительный душевный покой, и к вечеру я уже прочла её от корки до корки. Тогда я всё же отперла дверь и спустилась в сад, устремившись к своему любимому старому раскидистому вязу, размышляя о прочитанном.

Но на полпути меня окликнули.

— Ребекка…

Я остановилась. Обернулась, насторожённо глядя, как приближается Том.

Я не знала ни как относиться к нему, ни как вести себя с ним после вчерашнего. До сего момента мне казалось, что я никогда больше не испытаю симпатии при взгляде на него.

Но то, что я почувствовала, когда увидела его лицо, на котором лежала печать усталой печали, было далёким от неприязни.

Том замер в шаге от меня, пристально глядя в мои глаза. Приложив ладонь к сердцу, склонил голову.

— Прости меня, — тихо произнёс мой друг. — То, что случилось вчера, не повторится вновь. Я больше никогда не сделаю того, что противно твоей воле.

Я только кивнула, прежде чем отвернуться, чувствуя, как стремительно тает лёд, сковавший моё сердце вчера.

Всё же во мне было слишком много чувств к Тому, чтобы я могла запросто их перечеркнуть. Пускай эти чувства не были романтическими, но они были.

Я направилась вперёд, и Том молча зашагал рядом, к вязу, под которым мы так часто резвились, когда были детьми.

— Ты оставила книгу вчера в саду, — сказал он внезапно. — Я читал её… чтобы отвлечься.

— Так это ты вернул её в дом?

— Да.

— Благодарю. Было бы жаль, если б ливень промочил её. — Я искоса поглядела на него. — И что думаешь о прочитанном?

— Написано весьма талантливо. Автор умело поиграл с традициями готического романа, но вместе с тем родил нечто новое. И, готов поспорить, тебя покорил главный герой.

— Почему?

— Он понравился даже мне, и я ещё не забыл о нашей общей любви к Чайльд-Гарольду и Конраду. [13] Герои поэм лорда Байрона: Чайльд-Гарольд — «Паломничества Чайльд-Гарольда», Конрад — «Корсара».

— Да, — помедлив, сказала я. — Мне понравился мистер Рочестер.

— А что ты думаешь о Джейн?