Евгения Сафонова - Лунный ветер

— Как знаете. Скажу только, что вам не пристало особо воротить нос. Сын самого графа Кэрноу — блестящая партия для девушки из рода вроде вашего, не блещущего ни древностью, ни богатством. А для девушки, от которой предпочтёт держаться подальше любой приличный молодой человек, — тем более.

— Я чем-то вас оскорбила, что вы решили сделать оскорбление взаимным?

— Это не оскорбление, мисс Лочестер, а констатация факта. Невеста должна быть мила, скромна, послушна, ничего не знать и ничего не желать от этой жизни. Смелость, дерзость, желание расправить крылья… всё это не в чести. Готов поспорить, все званые вечера вашей матушки вы просиживали взаперти в своей комнате, потому что стоило вам попасть в общество, как вы начинали говорить; но приличной девушке дозволено говорить лишь тогда, когда к ней обращаются, и не более, чем нужно, чтобы выразить благодарность за то, что на неё обратили внимание. А между тем окружающие так напыщенны, так глупы, и так хочется внести в их пустую болтовню хоть что-то настоящее… Omnium rerum quarum usus est, potest esse abusus, virtute solo excepta. Знаете, что это значит?

— «Может быть злоупотребление всеми вещами, которые употребляются, за исключением одной только добродетели».

— О, так вы ещё и образованны? Тем хуже для вас. Какие языки вы знаете?

— Я свободно говорю на фрэнчском и знаю латынь.

— А! Тогда для вас ещё не всё потеряно. Два языка — в пределах нормы. Вот когда девушка знает три-четыре, как в Руссианской империи… для наших соотечественников это уже слишком.

— Autant de langes qu’un homme sait parler, autant de fois est-il homme; [9] Кто знает много языков, тот живёт жизнью многих людей (фр). но наша гувернантка просто не могла научить нас большему.

— Скажу вам, мисс Лочестер, что я обычно сам был своим учителем. И, должен признать, всегда оказывался своим любимым учеником.

Я прищурилась:

— Мистер Форбиден, осмелюсь предположить, что гордыня — главный ваш грех.

— Ошибаетесь, мисс Лочестер. Если говорить о грехах, то я в одинаково добрых отношениях со всеми семью. — Он улыбнулся моей оторопи. — Кстати, это возвращает нас к добродетели и к тому, что в наших гостиных даже из неё умудрились сделать доходный товар. И вы, не сочтите за оскорбление, по меркам почтенных матрон не слишком-то дорого стоите.

— И вы не считаете это оскорблением?

Почему-то я не была сердита. Забавно, но наш разговор странным образом меня… веселил?

— Констатацией факта, повторюсь. К примеру, сейчас вы в комнате наедине с посторонним мужчиной. Более того, почти незнакомым посторонним мужчиной. Не боитесь, что я посягну на вашу честь? Ведь мы, мужчины, только об этом и думаем, завидев молоденькую девушку… если верить почтенным матронам.

— Нет, не боюсь.

— Только за это любая добропорядочная девица будет иметь полное право презрительно от вас отвернуться.

— Возможно, я подтвержу ваше невысокое мнение о моей персоне, но мне будет абсолютно всё равно.

Я действительно не боялась. Возможно, напрасно.

Особенно если вспомнить события сегодняшнего утра.

— Вы подтвердите моё мнение, но отнюдь не невысокое. — Он сидел, с королевским достоинством откинувшись на спинку кресла, соединив кончики длинных пальцев. — Мисс Лочестер, я не знаю, что плохого сделал вам Томас Чейнз, но я могу сказать одно: вы рождены не для него, а он — не для вас. Вы — дикая птица, загнанная в клетку условностей. Он обмотает вашу клетку нерушимой цепью бесконечных аристократических обязанностей.

— Кто вы такой, чтобы об этом судить?

— Человек, который достаточно пожил на этом свете. И повидал больше, чем ваши достопочтенные родители, вместе взятые. — Он улыбнулся: не порочной, а вполне приветливой, лишь хитрой немного улыбкой. — Вы противоречите мне, хотя я высказываю ваши же мысли, которых вы страшитесь. Не думаю, что лорд Томас когда-нибудь сможет постичь хотя бы тень этих мыслей.

Я помолчала, глядя в окно, плачущее под ударами тяжёлых капель.

— Забавно, — вдруг произнесли мои губы, — я никогда в жизни ни с кем не разговаривала так… просто. А с вами… человеком, едва мне знакомым…

— Существует родство душ, мисс Лочестер. В том, что вы — моя духовная родственница, я убедился, едва вас увидел. Растрёпанная, с пылающими щеками и серым штормом в глазах — до чего же вы были хороши, фомор побери! Особенно после двух часов, проведённых в стерильном обществе вашей пустоголовой сестрицы и матушки, похожей на сушёную рыбину.

— Я не давала вам никакого права оскорблять мою семью.

— Ваше право, мисс Лочестер, мне совершенно ни к чему. Впрочем, прошу прощения. — Мистер Форбиден поглядел в окно. — Мне кажется, или вам немного полегчало?

— Немного, — поколебавшись, согласилась я.

— Тогда, пожалуй, я велю подать экипаж. Ливень не думает утихать, а дома вас скоро хватятся. Не имею ни малейшего желания способствовать тому, чтобы вас посадили под замок.

— А вам какой интерес?

Поднявшись на ноги, он подал мне руку:

— Надеюсь ещё не единожды разбавить своё одиночество приятной беседой с моей очаровательной родственницей.

Я вложила свои пальцы в его ладонь почти без промедления.

Пока мистер Форбиден отдавал распоряжения, я стояла под зонтом, который мне любезно одолжили, и с любопытством оглядывала окрестности. Окутанный ливневой дымкой мир казался нереальным. Может, я всё-таки сплю?..

Край глаза уловил движение у угла дома. В льющемся из окон свете блеснули два золотых пятна. Я сощурилась — и страх прокатился по телу волной ледяного оцепенения.

Белый? Посреди дня? Здесь?..

— Волк!

Крик вырвался одновременно с тем, как белая тень рванулась вперёд. Я отшатнулась, понимая, что не успеваю, решительно не успеваю…

Но тень пронеслась мимо.

— А, вот и ты, разбойник! Ты напугал нашу гостью!

Я не сразу поверила своим глазам, когда увидела, как мистер Форбиден почёсывает мокрую шерсть за острым ухом зверя, севшего у его ног.

— Знакомься, Лорд. Мисс Ребекка Лочестер, — глядя волку в глаза, с самым серьёзным видом продолжил хозяин Хепберн-парка. — Мисс Лочестер, это Лорд.

— Это… волк? — зачем-то беспомощно уточнила я.

— Я умею находить со зверьём общий язык. — Мистер Форбиден поднял голову и улыбнулся. — Лорд — мой старый приятель.

Волк обернулся, взглянув на меня умными бледно-жёлтыми глазами. Чрезвычайно умными.

Возможно, то была лишь игра света и дождливой мороси, однако в глазах зверя и в глазах его хозяина мне почудилось некое странное, невероятное сходство.

— Когда-нибудь и вы поладите, я уверен, — добавил хозяин Хепберн-парка под дробь приближающегося перестука копыт. — А, вот и ваш экипаж. Думаю, вы не сильно оскорбитесь, если я не стану вас провожать: я и без того достаточно докучал вам сегодня своим обществом. Матушке расскажете, что я наткнулся на вас в полях и любезно предоставил вам свой экипаж, предпочтя пешую прогулку до дома. А чтобы легенда выглядела правдоподобней, отдайте мне зонт. Вам не помешает немножко промокнуть.