Мария Бородина - Куда улетают драконы

— Я родилась в Северном Ортогроне, — произнесла я. — А потом… сильно подвела свой клан. Меня обманули. И сейчас я хочу заработать денег, чтобы они могли долги вернуть. А ещё, — я задумалась, — у меня есть жених, которого я очень люблю. И боюсь, что больше мы не встретимся с ним.

Брат долго не отвечал, а потом подскочил.

— Давай, пиши! Я отнесу письмо. Быстрее, пока отец занят. Не заработаешь ты здесь ничего и не освободишься. Я знаю, о чём говорю!

Он закусил губу и потряс рукой перед моим лицом.

— Спасибо, мой юный Ла'брисс, — я учтиво улыбнулась. А внутри скребли кошки. Что, если мой план сорвётся? Вдруг эти Азоры не соизволят передать моё послание?!

Закусила губу, сдерживая слёзы. Я должна верить в лучшее. Ниже, чем дно, не падают. Нужно оттолкнуться, пока не утонула. Или хотя бы попытаться!

Я развернула желтый пергамент. Достала дорогое перо. Острый краешек сиял в лучах алейна бриллиантовым блеском. И слёзы, дрожащие на ресницах, зажглись бриллиантами вслед за ним. Прикусила кончик пера. Я должна написать послание так, чтобы отец не подточил носа, если оно попадёт к нему в руки! Кто знает, на что способны эти Азоры?

Перо скользнуло по бумаге, выводя вензель. Буквы заструились по строчкам, выпуская лианы закорючек.

«Дорогой брат Адонис!

Передай Виксу и Эри, чтобы не грустили. Я буду ждать встречи, как торжества смены сезонов.

Я жила у бабушки Ними два месяца. Там же провела свой День Рождения, не заметив, как он прошёл. Её дом тёмен и сыр, а здоровье слабо. На днях туда приехал наш рыжий дедушка и привёз мандрагору, которую мы ждали. Бабушка очень ждет, когда Викс к ней заедет.

Но я вынуждена была уйти. Сейчас я работаю в огромном саду учтивого господина, недалеко от Азоров. Работы много, и мне часто приходится выходить в ночь. Говорят, что в восемнадцатую ночь лисьего сезона листья падают особенно сильно. Боюсь, что придётся работать до самого утра.

Твоя сестра Арлинда».

— Берись за кусты жасмина, — брат сложил листик и спрятал его за пазуху. — Видишь в конце дорожки подсобку? Там найдешь все инструменты. Обычно этим Зэн занимался, но я его уже неделю не встречал. — Ты меня не видела, если что, — Джонатан широко улыбнулся и поспешил вглубь сада.

— Спасибо тебе, — выдохнула я, помахав рукой.

Кустарник растворил силуэт Джонатана в жёлтой дымке листвы, и мне снова стало страшно. Что будет, если отец его поймает с моим письмом? Что, если Азоры, которых я даже не знаю, выдадут меня?!

Что, если мне отрежут язык?!

Чтобы избавить себя от страхов и прогнать сонливость, я достала из подсобки секатор и взялась за работу. Долго мучила кусты, царапала руки, рвала кожу, но всё равно они вредничали и торчали, как мои непослушные короткие волосы, что теперь лезли в глаза. Холодный ветер терзал плащ и чесал щёки. А мысли, одна другой хуже, застревали в горле комом слез. Ждёт ли меня Эри? Поймёт ли послание? Придёт ли?

Я стригла так долго, что мои руки успели онеметь. На щеках разгорелись ссадины от мелких веточек и щепок, летящих в лицо. Когда с кустами было покончено, и я собиралась заменить секатор на грабли, чтобы сгрести в кучу сухую листву, тишину сада растревожил странный звук.

Голоса сплелись с шелестом листьев. Я прижалась к разлогой яблоне и задержала дыхание.

Один голос я узнала. Это был отец. Второй — женский и такой характерно свистящий, будто владелица его — наг. Так дядя Викса разговаривал. И я чуть не выронила садовые ножницы, когда сквозь резные листья ивы, смогла рассмотреть знакомую женщину. Почему её лицо так врезалось мне в память, я не знаю, но это была та самая нагесса с праздника.

— Я не знаю, отчего ты так волнуешься, Джин, — говорил отец. — Всё готово. Резервуары найдены, и теперь осталось только дать ход энергии.

— Дурное предчувс-с-ствие, — выдавила нагесса и прикрыла рот чешуйчатой ладонью, словно её тошнило. — С-с-сорвалось год назад, с-с-сорвется и с-сейчас.

Я присела, укрывшись за густым переплетением ветвей. Высокая трава обняла лодыжки. Запахло прелой листвой и перегноем.

— Тогда мы многое не знали, — проговорил отец и уставился в никуда. Несколько секунд мне казалось, словно он смотрит на меня сквозь паутину кустарника, но вот он повернул голову, и пугающее чувство отступило. — Не учли важных аспектов биомеханики, переиначили некоторые заклинания. Но этот опыт был нужен нам, Джин. Для того, чтобы всё получилось точно.

— С-с-сорок потраченных жизней?! — нагесса щёлкнула хвостом. — С-с-слишком весомая жертва для того, чтобы получить опыт!

— Тридцать семь, — поправил отец холодно. — Троих я успел воскресить, не забывай.

— И двое почти с-сразу ос-ставили жизнь!

— Просто травмы были слишком сильны. Но одна до сих пор у меня на кухне служит, ты же знаешь.

— А вдруг и с-сейчас всё будет напрас-с-сно? — Джин вскинула чешуйчатые руки.

— Нам не узнать, покуда не проверим, — отец почесал подбородок. — Но разве ты будешь отрицать, что наги — совершеннейшие из созданий — должны жить? А если мы получим и способность к размножению, то впредь нам не нужны будут жертвы.

Это говорил мой отец? Тот, чья кровь течет в моих венах? Тот, кто качал на руках и читал на ночь сказки о прекрасных драконах?!

Я не могла поверить. Ведь он готов был принести в жертву несколько десятков тёмных магов. Он даже не смотрел на тех, кого приводил Леан, ему было всё равно. И в душе ничего не дернулось, когда я попросила освободить друзей. Ни-че-го. Бессердечный и бессовестный. Как настоящий змей. Чем он лучше преступников, чем он лучше убийц? Мой папа и есть убийца. У-бий-ца!

Я сжалась под деревом от беспомощности и едва не закричала. Силы покидали, будто из меня вытекал весь свет. Он лился по небу и исчезал за горизонтом вместе с алейном. Одних булочек и сока для моего истощённого тела было слишком мало. Темнота хотела обнять меня, как бабушкин пуховый плед.

Не знаю, сколько я сидела так, прячась в коконе страхов и мыслей. Я думала о Ними и Леане, что остались в подземелье. О том, что мой отец хочет пустить их на мясо ради сомнительной выгоды. И о том, что не смогу им помочь, как бы ни старалась. Думала о маме и о её состоянии: мне всегда казалось, что она боится за меня куда сильнее, чем я сама…

Но чаще всех вспоминался Эриман. Его сладкие объятия. Нежность, в которой хотелось утонуть, и страсть, опаляющая кожу. Я всё отдала бы, чтобы хоть раз увидеть его лицо снова! И умерла бы, как сотня магов-сосудов, ради того, чтобы просто прикоснуться к нему. Вдохнуть запах разнотравья и костров, почувствовать пепел кончиком языка… Эриман был моей стеной, а сейчас она рухнула.

В этом году выдался хороший набор белых драконов, особенно среди стихийников, которые числились на моей кафедре. Но сегодня аудитория была почти пуста. Часть студентов отправилась на практику к Адонису в почтовые пересылки, другую забрали на уборку осенних листьев в саду Академии. Оставшаяся молодежь — пятый курс — занимала лишь половину аудитории, но и их было меньше двух десятков. Да и этих я бы с удовольствием выгнал.