Юлия Шолох - Волчий берег [СИ]

– Эк припустил. – Говорил Ярый, когда они до свету выходили с постоялого двора и Гордей уже вскакивал на коня, пока остальные только зевали да двор оглядывали в поисках своих.

– Ну? Чего ждёте? Чем быстрее в Осины приедем, тем быстрее я совету объясню, отчего планы изменились. – Торопил Вожак. В его глазах светилась лихорадка, но это был здоровый зов, который не изматывает, а добавляет сил.

– Ага, дело, конечно, в объяснениях, которые ждёт совет, а не в какой-то везучей девушке. – Возражал Ярый. Гордей слегка краснел, но взгляда не отводил.

Всеволод не спорил и не лез. Ярый не хуже него знал, что Вожаку очень непросто дастся объяснение с советом, ведь он волей-неволей отказался от своего слова. Да, винить его никто бы не посмел, обретение души – благословение богов, перечить ему не просто глупо, это преступление! Наоборот, Совет порадуется, что Вожак нашёл своё счастье.

Однако Гордея всё равно этот невольный отказ изнутри точит. И в бледности, и в крепко сжатых зубах каждый раз проскальзывает его стыд. За то, что не от него зависело. Всеволод, не спрашивая, знал, что тот думает.

О своей недальновидности, не позволившей сразу понять, что произошло. О ненужном упрямстве, двигающем его дальше по ненужному пути. О том, что обретение произошло так внезапно.

Вожак молчал, но каждая его радостная улыбка, направленная в сторону Тамракских земель гасла при воспоминании, что они возвращаются, не выполнив слова.

Проходило это только когда в дороге Ярый начинал болтать.

– Невезучий ты, Вожак, хоть тресни. За второй десяток не успел перевалить, а уже ярмо себе на шею вешаешь. От одной только невесты сдыхался каким-то чудом… так нет, новая уже тут как тут, на подходе! Верно старшие говорили, что княжеская судьба не легче любой другой. Теперь точно не сдыхаешься, как пить дать второй раз не повезёт. Бедняга… Тебе бы девок еще портить да портить, в женских домах годами кутить, ан нет, душа объявилась!

Тогда Гордей смотрел в сторону друга, молча и коротко, и Всеволод невольно вздрагивал. Было нечто во взгляде друга неясного, необъяснимого, и Всеволод, считавший себя покровителем, старшим товарищем, повидавшем всё на своём пути, понимал, что здесь он ему не советчик.

***

Совет, конечно, уже разъехался, на месте оставался один Беляк. Давно уже звери собирались основать столицу, да место никак не могли выбрать, так и мотались вдоль границы. Оно и к лучшему – теперь самое время столицу строить, лишний раз о своём народе заявить. Надо только чтобы удобные дороги вокруг были к землям соседей и чтоб к границе не слишком близко.

Пора показать, что звериный народ – не безродные выродки неизвестно от каких родителей, что это отдельная, полноценная и многочисленная раса, ничуть не хуже других.

Нужно было раньше задуматься, но они оказались непозволительно доверчивы и недальновидны.

Прежде дивы занимались дипломатией, правда, как оказалось, всё больше себя хозяевами да владельцами земель выставляли, а звериный народ упоминали вскользь. Вот и вышло, что они теперь для всего мира чуть ли не обслуга, которую за ненадобностью хозяева-дивы на старом месте кинули, и непонятно, с чего это обслуга на имущество хозяев зубы точит?

В общем, пока столицу не выбрали, в Осинах был один из основных мест сбора совета. На первый взгляд – дом как дом, во дворе вечно какие-то парни околачиваются, да дерутся за высоким забором. Жители знали, конечно, что к чему, а проедь мимо чужак – ни за что не догадается!

Беляк вышел встречать Вожака на крыльцо, чему-то криво улыбаясь и кутаясь в халат. Гордей оставил друзей на кухне и не отдохнув, не перекусив с дороги, сразу отправился к советнику в комнату.

Признаваться было тяжело. Вроде ничего не сделал специально, ни в чём не виноват, а словно обидел кого. Слова как раскалённое железо из горла шли.

Оттого и общение вышло официальным. Стоя, склонив голову, Гордей объяснил причину своего возвращения.

– Вот и славно. – Ответил Беляк, сидящий перед ним на стуле. – Я услышал. Теперь расслабься. Хоть у тебя на лице обратное написано, но это добрая весть! Бог с ними, с людьми.

– Я не уверен… полностью не могу утверждать, что причина в душе. Ведь я не знаю точно, я не видел её, а разве так бывает, чтобы звало неизвестно к кому? Потому остаётся вероятность, что я просто…

Советник коротко отмахнулся.

– Не казни себя, Гордей и не сомневайся в своей силе. Это действительно душа, говорю, потому что сам видел – один мой добрый друг побывал однажды проездом на ярмарке в городе – и покой потерял. Потом волхвы сказали, что бывает, ты её, душу, саму не видишь, а запах чувствуешь, и этого хватает.

– Я никогда ничего такого не слышал.

– А откуда? Вы молоды, в такое время выросли, когда войной в воздухе пахнет, до подобного ли? А я старше, видел много, мне и ответ держать. Это она, Гордей. Дай-ка я тебя поздравлю. – Беляк поднялся и крепко обнял Вожака, а потом отвернулся, как будто стеснялся собственного лица. С наигранной радостью заговорил:

– У меня тоже хорошая весть. Горный король признал звериный народ хозяевами Тамракских земель, а твоего отца его законным князем. Подписан договор об общей границе. Они подтвердили наше право на землю.

– Звучит хорошо, но слова у наших соседей часто расходятся с делами.

– Не у горных. Их слово такое же крепкое, как скалы, выбранные ими для своего дома. Кроме того, горным в знак расположения отданы на разработку наши приграничные шахты. Всё равно мы в этом мало смыслим, они будут работать, а доход на двоих делить. Им хорошо, и нам хорошо – если сами под землю полезем, нас там как пить дать завалит! А не завалит – зверь с ума сведёт. Так что с одной проблемой из трёх мы, считай, разобрались. Лесные тоже притормозили, судя по донесениям, у них местные разборки, пробуют монархов нынешних то ли свергнуть, то ли казнить. Но некоторое время им будет не до нас. Остались люди. Тут без изменений.

– А наследство бога?

– Мы с твоим отцом по-прежнему не уверены, что это поможет, – мягко ответил Беляк.

– Ясно.

– Видишь, как всё сложилось? А теперь иди, Гордей, иди. Я вижу, ты устал и проголодался. И больше не думай о слове, которое ты дал. Совет отдает его обратно. Никто не решится тебя обвинять, ни прямо, ни за глаза. Не тогда, когда речь идёт о твоей душе. Понимаешь?

– Кажется, да.

– У вас не так много времени, но оно есть. Отправляйся и ищи. Отцу сам скажешь или мне написать?

– Сам.

– Тогда удачи тебе, сынок.

Гордей поклонился и вышел из комнаты, скинув с плеч последнюю тяжесть. Теперь его улыбка была лёгкой и настоящей.

О ленивых мужьях и разных мимо шатающихся незнакомцах