Галина Гончарова - Дар смерти

А я работала…

Рваная рана, колотая рана, рубленая рана, резаная рана…

Промыть, остановить кровь, перевязать на скорую руку, и никто даже не замечал, что под кончиками моих пальцев исчезают в ранах крохотные золотые искорки.

Эти люди справятся, они выживут, еще как выживут!

Я никому не дам уйти…

Ой!

Канцлера я даже сначала не признала.

В простом темном камзоле, с раненым плечом…

— Ваша светлость?

— Здравствуйте, госпожа…

— Ветана, — привычно произнесла я. — Как же вы так?

— Клинок хороший оказался. Так и…

Руку поднимите. Солдат, подержи ему руку, чтобы сам не напрягался, — привычно кивнула я.

Дар горел и полыхал… оххх!

А рана-то плохая!

Не знаю, что за оружие было у противника герцога, но кольчугу острие пробило. Сама рана не слишком глубокая, но в ней осталось несколько кольчужных колец. Надо чистить, резать, промывать иначе получим горячку, которая лишит нас канцлера за пару-тройку дней.

Не хотелось бы.

Сын у него хороший…

— Ваша светлость, доверитесь? Резать надо, грязь вынимать, срочно?

Канцлер испытующе посмотрел на меня, и махнул рукой. Здоровой. Зря он это сделал, тут же скривился.

— Делай.

Я достала из кармашка склянку с маковым молочком, накапала несколько капель в поднесенную мне чашку с водой.

— Обезболивающее. Подействует — начну. Пейте — и ждите. Солдат, как только его светлость уснет — звать меня.

И дальше, дальше.

Рваная рана, нехорошая, но заживет. Промыть, стянуть края, оставить дренаж…

Резаная рана, тут лучше, просто перевязать, этим сейчас займется девушка господи Рионы. Пусть косо-криво, но сделает…

Когда во двор ворвался Карнеш Тирлен, а за ним следовало трое уче7ников, я чуть не разрыдалась от радости.

— Вы пришли?! Слава Светлому!

Карнеш окинул взглядом весь двор.

— Вета… герцог?

— Рана плохая, в ней грязь. Надо резать, чистить…

— Ладно, я этим займусь, а ты здесь. Справляешься?

— Учеников оставите?

— Разумеется…

Я перевела дух — и принялась за работу.

Карнеш забрал герцога в здание, не кромсать же его на улице, как какого-нибудь босяка? Хотя перед болью все равны…

И я работала и работала.

Перевязать, осмотреть, приказать дать настойку, зашить, обработать, опять перевязать…

Помощь лекаря здесь была так же нужна, как и талант командовать и распоряжаться людьми. Что бы я делала, будь обыкновенной травницей — не знаю. Наверное, растерялась бы, и моя растерянность убила бы несколько людей так же верно, как клинок врага.

Я справлялась.

Никто не остался без помощи, никто не был забыт, никто не умер…

Мы работали все — и лекари, и служители, и сами больные, и гвардейцы, которые держались на ногах, даже они, высокородные, не считали за труд принести ведро с водой или помочь с перевязкой. Здесь и сейчас все были равны, потому что справиться можно было только вместе. В эту ночь я окончательно срослась с Алетаром, а он со мной.

Глазами людей, ждущих помощи, кровавыми ранами, криками и стонами боли, звездами в ночном небе, огнями костров и запахом вареной рыбы и карболки, он вполз в меня и навсегда остался, ставя свою печать.

И, в свою очередь, принял меня в свои объятия — потому что все, что могла я сейчас отдавала людям.

Алетар не был добрым или злым, как не бывает добрым или злым каждый человек, но он был моим, а я принадлежала ему.

Я не заметила, когда наступил рассвет, я только в какой-то момент пошатнулась — и стала падать, вычерпав себя не то, что до дна — еще глубже, и Бертен, которого я так и не заметила раньше, подхватил меня, и устроил в комнате для лекарей. Домой я бы сейчас не дошла. Линда поставила рядом кружку с отваром, но я уже спала, спала, спала…

— Ваше величество…

— Рамон, прекрати. Мы здесь без всего этого сборища, разговаривай нормально!

Его величество Эрик только что выслушал доклад герцога, и был весьма доволен.

— Слушаюсь, дядя Эрик.

— Уши оборву, сопля!

— Не достанете, — ухмыльнулся Рамон.

Королевская семья не отличалась высоким ростом. Уж Рамон точно был повыше короля, и подшучивал привычно. Моринары и Раденоры роднились между собой веками, им ли считаться титулами?

Особенно если Моринары бегут от короны, как демон от храмовника?

В его величестве кровь предков проявилась особенно ярко. Большие голубые глаза, светлые волосы, собранные в хвост, и другой хвост, проявляющийся в демонической ипостаси, острый подбородок, крючковатый нос, четко очерченные скулы…

Поставь его рядом с портретами предков, любой скажет — Раденор.

— Табурет подставлю, — и уже другим, полукоролевским тоном. — Вы хорошо поработали. Теперь ими займутся палачи. Уж они все вытряхнут.

Моринар поклонился.

— А Алонсо?

— Он был ранен, я отправил его в лечебницу. Думаю, он уже дома…

— Я заеду к нему завтра. Вы молодцы, Рамон.

Король смотрел теплыми глазами, и Рамон улыбнулся в ответ. Не так, как на палубе корабля, не играя, а искренне. Так, как когда-то улыбался молодой юноша, еще не прозванный палачом.

— Спасибо… Но это еще не все. Я знаю, что мы ухватили только кончик цепочки…

— Размотаем. Награда за мной не заржавеет.

— Я просто выполнял свой долг, дядя Эрик.

— Вот и я свой выполню. Ладно, иди, отдыхай. Небось, всю ночь мотался?

Рамон пожал плечами.

— Надо было. Люди же… если бы их увезли или убили… Кстати, мага бы наградить. Ренар Дирот сделал все, чтобы эти подонки не убили наших людей. Держал воду почти час…

— Награжу.

Рамон кивнул. Это было принципиально.

Да, королевский маг был наглым, заносчивым и взгальным сукиным сыном (причем, половина собак открестилась бы от такого родства), но Рамон видел его после, на берегу.

Мужчина разве что не падал. Шатался, был серым, словно плохая бумага, выглядел лет на двадцать старше своего возраста — и Рамон знал, что это означает.

Он отдал свою силу до донышка, и в ход пошла уже не магия — сама жизнь. За жизни других людей маг платил своими годами, не жалуясь и не торгуясь, так-то… Хотя мог бы все бросить, еще как мог… держал. Держался.

Это стоило благодарности.

Рамон откланялся, и вышел вон.

Домой, и отоспаться. И побольше, побольше. Часиков десять-двенадцать. Его величество в курсе, так что без герцога отлично справятся. А потом можно и к дяде заехать.

Когда я открыла глаза, солнце клонилось к вечеру.

Ощущения были… гадкие!

Вычерпанный дар ненавязчиво напоминал о себе дрожащими, как у горькой пьянчужки, руками, голова гудела, ноги ныли, горло тоже побаливало… а вы попробуйте сделать так, чтобы вас услышали? И послушали!

Маг жизни, конечно, горло не сорвет, но все последствия и дар не уберет. Точно.