Эдриенн Вудс - Огненный Удар

Ее маленькое тело скрывала длинная мантия. Трудно было представить, что ей триста лет.

— Доброе утро, Елена, — она улыбнулась, и ее улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. Люциан не шутил насчёт ее хорошего настроения.

Вытирая вспотевшие ладони о джинсы, я чувствовала, что сердце бешено колотило от ее взгляда. Вайден посмотрела на меня так, что по коже пошли мурашки. Я потерла руки, тщательно стараясь избавиться от них.

Потом опустилась на мягкую подушку, на которую она указала взмахом руки. После этого предсказательница стала вглядываться в хрустальный шар, находившийся в центре стоявшего передо мной стола из красного дерева.

Серьезно, хрустальный шар? Мне захотелось хихикнуть, но затем вспомнила о ее дурном настроении и прикусила щеку, надеясь, что это помешает мне рассмеяться вслух.

Отодвинувшись от окна, она прошла на кухню, втиснутую в угол комнаты. Мне было слышно, воду из крана и позвякивание фарфора. Когда она обернулась, в руках у нее был маленький серебряный поднос с двумя чайными чашками и большим чайником, поднос она поставила рядом с хрустальным шаром. От носика поднимался пар, формируя закрученные туманные витки над хрустальным шаром.

— Мне нужно немного ромашки, надеюсь, ты не возражаешь против чашки чая. Это единственное, что успокаивает мне нервы, — мягко проговорила она и начала наливать первую чашку.

— Нет, спасибо, — сказала я, пытаясь быть вежливой.

— Выпей что-нибудь! — в момент все ее поведение изменилось, злость исказила ее безупречную красоту.

— Хорошо, было бы неплохо, — произнесла я. Мне не хотелось, чтобы ее злость проявилась снова. Проходили секунды, но казалось, что понадобилась вечность, чтобы наполнить маленькие чашечки испускающей пар жидкостью.

Она встала из-за стола и вернулась с круглой тарелкой, наполненной шоколадными печеньками размером на один укус. Несмотря на ее суетливые движения, атмосфера в комнате не изменилась.

— Хочешь печеньку? — она протянула мне тарелку. Я взяла одну, напуганная, что она может почувствовать себя оскорбленной, как в том случае, когда я отказалась от чая.

— Итак, Елена, что ты думаешь о Пейе? — спросила она и снова уселась на своем стуле.

— Не так, как я ожидала, — честно ответила я. Мне не хотелось опять ее расстраивать.

— Ммм, я полагаю, твой отец был драконом? — она поменяла тему на ту единственную, на которую мне не хотелось разговаривать.

— Да.

— Ты знала свою мать?

Я помотала головой.

— Значит, тебя растил только он? — я не смогла понять, задает ли она мне вопрос или пытается оскорбить.

Неуверенная, я просто кивнула.

— Понятно, — сказала она надменно. — Почему она оставила тебя? Она не любила тебя?

— Я не знаю, почему она ушла. Я была очень маленькой, и папа никогда о ней не говорил.

— Понятно. Думаю, тогда ты, должно быть, чувствуешь себя виноватой в смерти отца.

Мое сердце замерло. Она задела меня за живое и знала об этом. Этого я боялась больше всего.

Она фыркнула, когда я не ответила.

— У меня нет времени на слабости и сожаления. Если честно, по-моему, Мастер Лонгвей напрасно тратит на тебя время. По правде говоря, он тратит и мое время тоже, — она улыбнулась фальшивой улыбкой, которая заставила меня захотеть врезать ей по голове этим тупым хрустальным шаром. — Понимаешь, твой отец был драконом. Потомки драконов не могут стать Драконианцами. Ты можешь не признавать мое мнение, но поверь, когда я скажу тебе одну вещь, ты никогда не оседлаешь дракона.

Ее жестокие слова причинили боль не только по этой причине. Она заставила меня чувствовать так, будто я не являюсь здесь своей, и я ощущала, как в глазах собираются слезы. — Ты задумалась о чем-то?

Я была напугана, но Герберт Уоткинс научил меня одной вещи: защищать себя, когда не защитит никто другой.

— Я не согласна с некоторыми вещами, которые вы сказали.

— Разве это неправда? Если не знаешь свою мать, остается большая пропасть вот здесь, — она легко стукнула место, где должно было быть ее сердце. — Это чувство будет удерживать тебя вдали от того, что ты действительно хочешь, потому что ты всегда будешь ее искать.

Я вздохнула. Я ненавидела признавать это, но в том, что она сказала, была доля правда. Отсутствие знания о том, кем была моя мать, было одной из моих самых сложных проблем. Это было причиной моей внутренней борьбы, которая мешала мне на самом деле достигать целей в жизни. Я всегда спрашивала себя о том, что бы она подумала, или чего бы она хотела.

— Это не имеет значения, отец хорошо вырастил меня, — ответила я, защищаясь.

— Отлично, мне все равно. Ты можешь идти, я все равно не чувствую, что от тебя что-нибудь исходит. Для меня это еще один показатель того, что ты не имеешь значения.

Мои глаза снова начало жечь. Я не могла расплакаться, только не перед этой женщиной. Я встала с этой дурацкой подушки и потоптала к двери.

— О, ещё одно, тебе не нужно будет снова приходить сюда. Я трачу время только на стоящих студентов.

Это меня по-настоящему вывело из себя, и мне захотелось что-нибудь ответить, но правда заключалась в том, что я всегда чувствовала себя в какой-то степени неважной. Так что вместо этого я резко распахнула дверь на выход.

— День настанет и пройдет.

Выбор свой сделай,

Иль правда ускользнет.

Голос Вайден напугал меня, он звучал, словно десяток людей говорили в унисон. Ее глаза стали прозрачного белого, почти серебряного цвета. Она все ещё была в своей человеческой форме, а волосы развевались вокруг лица, словно Вайден стояла на сильном ветру. Так же внезапно, как и остановилась, она затрясла головой и откашлялась, словно в нем застряло что-то вроде пирожного. Мое сердце застучало как бешеное.

Когда она снова взглянула на меня, ее глаза уже были голубыми.

— Я же сказала тебе уходить, — рявкнула она.

Развернувшись, я побежала что есть мочи. Что это только что было?

Глава 11

Слова Вайден впечатались мне в мозг, и самым худшим было то, что ни одно из них я не поняла. Какой выбор я должна буду сделать? Какая правда будет раскрыта? Я вздохнула, желая знать, имели ли вообще ее слова хоть какое-то отношение ко мне. Наш разговор, однако, разъярил меня.

Я пошла прямо в свою комнату. Чем больше я думала о нашей встрече, тем больше хотела ее задушить. Что она о себе возомнила, чтобы говорить такие вещи? Я была рада, что мне не придется встречать ее снова. У нее должно быть полные руки ее «важных» студентов. Хорошее избавление.

Около часа дня Бекки и Сэмми нашли меня все еще в нашей комнате.