Шерил Вудс - Так будет всегда

Джессика чувствовала, как пот струйками стекает по телу, но продолжала бежать вдоль берега, заставляя работать отвыкшие мускулы, сопротивляющиеся навязанному им наказанию. Ноги у нее болели, сердце колотилось от напряжения, а легкие, казалось, вот-вот взорвутся, если она сделает еще хоть шаг. Однако она себя пересилила.

— Ну же. Еще немного, — убеждала она свое тело, отчаянно задыхаясь. Она преодолела еще небольшое расстояние, пока боль вдруг не стала невыносимой. Она с трудом доковыляла до огромного сучковатого бревна, прибитого штормом к берегу, и опустилась на него с благодарностью. Одинокая слеза, вызванная скорее безысходностью, чем болью, скатилась по ее щеке.

Сегодня все шло не так. Черт знает как, ругнулась она про себя мягко, смахивая слезу одной рукой и одновременно массируя болевшие икры — другой. Она надеялась, что пробежка по пляжу развеет ее мрачные мысли, преследовавшие ее сегодня весь день. На деле же такая, казалось, простая задача — пробежать трусцой до маяка на мысе Ки Бискейн — превратилась в тяжкое испытание, напомнившее ей с вопиющей яркостью, сколько ей лет — приближающиеся к сорока тридцать девять, — и в каком ужасном состоянии находилось ее тело. При этой удручающей мысли еще одна слеза скатилась по ее щеке.

— Эй, что с вами?

До нее донесся откуда-то сверху глубокий голос. Когда Джессика подняла голову, она увидела прямо перед собой глаза такой голубизны, какой она никогда не встречала, еще более голубые, чем океан, подернутый сейчас пурпурной дымкой заката. Она невольно вспыхнула под воздействием прямого, сочувствующего взгляда мужчины, встреча с которым никоим образом не входила в ее сегодняшние планы. Она заморгала и отвернулась, надеясь, что мужчина поймет и сам уйдет.

Пока Кевин ждал ее ответа, сердце его застучало с беспокойством и дыхание вдруг стало неровным. Он понял, что это не от бега, которым он занимался последние полчаса. Это не упражнение, а незнакомая женщина подействовала таким невероятным образом на его пульс.

Она привлекала внимание не только эффектной внешностью: длинными стройными ногами, блестящей от пота кожей и густой копной рыжих кудрей, похожих на пламя в мягких лучах предвечернего солнца. Она казалась такой задумчивой и несчастной, сидя здесь в одиночестве, со слезами, катящимися из глаз.

Он никогда не видел плачущую женщину, у которой бы не было распухшего, покрытого пятнами лица. У этой женщины кожа оставалась такой чудесной, что он даже подумал, что просто вообразил слезу. Ему хотелось протянуть руку и потрогать, настоящая ли она. Его сердце снова зашлось, когда его охватило дикое желание защитить ее, отвлечь от тяжелых мыслей, причинявших ей беспокойство.

Наконец поняв, что он не собирается уходить, Джессика снова подняла на него глаза, узнавая загорелое, мускулистое тело с пушком золотистых волос, покрывающих его руки, ноги и грудь. Совсем недавно он обогнал ее, и она даже немного позавидовала врожденной грации его движений. Воспоминание об этом плавном беге неизвестно почему разозлило ее, как будто он был виноват в том, что она не может пробежать и сотни ярдов. Хотя он пробежал наверняка не пару миль до того, как поравнялся с ее ковыляющей фигурой, он даже не запыхался. Это злило ее особенно сильно.

Очевидно, ему мало было ее унижения на расстоянии, он присел рядом с ней на бревно, глядя на нее вблизи с участливым видом.

— Что с вами? — повторил он после нескольких минут молчания.

— Ничего, — сказала она кратко, не в силах справиться с бессмысленным раздражением его очевидной юностью, хорошим здоровьем и, несомненно, энергией.

— Вы не очень хорошо выглядите, — заметил он искренне.

— Спасибо, — проворчала она саркастически. — Вы всегда так любезны?

Ее тон вместо того, чтобы смутить, только позабавил его. Он широко улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов, и мелкие обворожительные морщинки появились в уголках глаз.

— На самом деле я могу быть более любезным, но вы, мне кажется, сейчас больше нуждаетесь в сочувствии или медицинской помощи, чем в заигрывании. Если бы вам от этого стало лучше, я был бы счастлив сменить тактику.

— Ужас! Вы еще и нахал, — сказала она, немного более мягким тоном. Она осмелилась посмотреть ему в глаза, но быстро отвела взгляд от выводящего из равновесия пристального взгляда, который растревожил ее чувства. Боже мой, мужчина был привлекательный! И, без сомнения, до отвращения уверенный в себе, заметила она про себя.

— Думаю, вам надо держаться вашего первоначального диагноза.

— Как пожелает леди, — согласился он с легкостью. — А теперь, почему бы мне не проводить вас до дома? — Заметив ее изумление, он добавил — Просто на случай, если вы решите по дороге упасть в обморок, конечно.

— Я сама могу дойти до дома, — возразила Джессика.

— Уверен, — сказал он успокаивающе. — Доставьте мне удовольствие. Пожалуйста. Я всегда чувствую себя лучше, если мне за день удается спасти хоть одну девицу от плохого настроения.

— Похоже, что я в плохом настроении? — спросила Джессика ядовито, вовсе не собираясь слушать, из чего он это заключил.

— Похоже, у вас был неудачный день, — ответил он сочувственно, удивляя ее своей проницательностью.

— А вы собираетесь его скрасить? — Ее сарказм был очевиден.

Он широко улыбнулся, заставляя ее пульс бешено забиться.

— Я хочу попробовать.

Ей стало трудно противостоять его решимости. Кроме того, она и так уже проявила больше неучтивости, чем молодой человек заслуживал.

— Ладно, — согласилась она наконец, вставая и прихрамывая, пока через несколько шагов не пошатнулась от боли. Слезы снова навернулись на ее глаза.

— Что такое? — спросил он, немедленно оказавшись рядом и положив руки на ее талию для поддержки.

— Волдыри, — сказала она, чувствуя себя просто дурой. — Эти проклятые новые кроссовки! Не надо было их надевать.

Он неожиданно встал на колени рядом с ней и начал развязывать шнурки.

— Что вы делаете? — запротестовала она.

Он взглянул на нее с некоторым раздражением, как родители смотрят на детей, намеренно валяющих дурака.

— Надо посмотреть. Положите руку мне на плечо, — командовал он.

Джессика с сомнением рассматривала мускулистый, обнаженный изгиб его плеча, поколебалась и наконец уступила. В тот же момент ей пришлось побороть желание отдернуть руку, так как гладкое загорелое тело как будто обожгло ее пальцы. Пока она по его команде становилась то на одну ногу, то на другую, он осторожно снимал каждый туфель и носок, наконец оставив ее босиком.

— Лучше? — спросил он.

— Гораздо лучше, — призналась она, ввинчивая пальцы ног в прохладный песок. Но когда волна нежно лизнула ее пятки, от соли, попавшей на свежие волдыри, стало нестерпимо больно. Быстро отбежав, она услыхала смешок и поняла, что ее спаситель в восторге.