Юлия Шолох - Адаптация

Это так раздражает, оказывается.

- Айя, - Пепел подошел и грубо вырвал стакан из моей руки. – Не стоит пить напиток слишком часто. Можно привыкнуть. Ты же не хочешь прослыть наркоманкой?

И они всей кучей в сопровождении моего стакана отправились в палатку, оставив меня в одиночестве глупо хлопать глазами.

То есть привыкнуть? Так и знала, что это небывалое для меня умиротворение и покой искусственные! Чёрт бы их всех побрал!

Впрочем, лень ругаться. Я прикрыла глаза, любуясь лесом. Как же ж красиво всё-таки!

И ещё - это не Зеленец. Такими темпами, глядишь, через неделю я уже буду знать, кто из них Парфен.

Спальню мне оборудовали в штабе, разместив у стены за столом высокий надувной лежак, а после выдав во временное пользование длинную плоскую подушку и невесомое тёмное одеяло. Кисейцы же собрались ночевать под открытым небом в спальных мешках, предусмотрительно вынесли из кухни несколько бутылок воды, оставили мне бледный голубой свет вдоль противоположной стены и пожелали спокойной ночи.

Выяснить, куда они девают обувь перед сном, не удалось – но не могли же они, ночуя за пределами палатки, ставить обувь в палатке? Хе-хе.

Заснула я, в принципе, легко – кисейцы болтали где-то вдалеке, но не настолько громко, чтобы мешать.

Всегда, сколько себя помню, самым большим моим страхом была именно ночь. В детстве, конечно, мне мерещились монстры, которые сидят под кроватью, плавают в унитазе и только и ждут, чтобы ухватить меня за высунутую из-под одеяла пятку. Став взрослой, я перестала бояться монстров, но восприятие ночи, как чего-то такого настораживающего, завораживающегося и, в отличие от всего, политого дневным светом, не поддающегося научным законам, осталось. Ночью все видится по-другому, иначе. По крайней мере, мне.

Этой ночью я проснулась задолго до рассвета и не смогла вспомнить, что мне только что снилось. Но щеки были мокрыми, глаза горячими, а подушка влажной, потому что я плакала. Почему? Что вызвало слёзы? Не знаю, ни малейшего понятия. Наверное, мысли о доме?

Я ещё раз всхлипнула и вытерла рукой щеку. Столько слёз – и непонятно, отчего. Удивляла навалившаяся странная растерянность – что-то же заставило меня плакать, но ночь уже скрыла причину и остаётся только гадать. Как будто всё это происходило вовсе не со мной.

За спиной раздался шорох. Мгновенно забыв про жалость к себе, несчастной, я подскочила и обернулась.

Он отступал в коридор, пятясь спиной назад. Будь дело днём, я бы его узнала, но сейчас, когда свет горел только у стены, а на улице ночь, в коридоре, в густой темноте были видны только смутные очертания, а комбинезоны у них у всех одинаковые, как и фигуры. Я почти встала на ноги, когда он бесшумно выскользнул наружу, но тут же остановилась. И что дальше? Ну, выбегу я на улицу, с криком: «Ага! Попался! И кто тут только что ко мне заходил?». А в ответ – восемь пар изумленных и наивных до идиотизма глаз, которые станут убедительно врать, что мне всё привиделось. Нужно, скажут, меньше напитков потреблять, особенно перед сном.

Короче, в любом случае не признаются.

Поэтому я легла спать дальше, снова отвернувшись от входа. Пусть смотрит, сколько влезет, подлый кисеец, наказывающий меня за то, что я отказываюсь считать своей ошибкой. Надо же – опозорили его, когда отказали его «интересу»! Тоже мне, неженки какие! Словечко-то какое выдумали! И теперь мурыжат меня, заставляя расплачиваться за прошлое. А о прошлом, знаете ли, или хорошо, или ничего.

Хм.

Всё равно ведь узнаю!

Ладно, пусть пока живут спокойно, спать хочется. Я зевнула, чуть не вывернув челюсть, и снова закрыла глаза.

Утром меня никто не будил. Впрочем, я привыкла на тренировках в джунглях просыпаться рано и не удивлюсь, если и сейчас я проснулась раньше кисейцев. Видеть, однако, мне их совсем не хотелось, так что пришлось идти в душ, где я оторвалась в своё удовольствие, дважды вымыв голову, приняв контрастный душ и даже исполнив пару песенок собственного сочинения в полный голос. Плясать только не рискнула, хотя была у меня одна такая подруга в школе – в душевой бассейна прыгала и скользила по мокрому полу, как по льду. Не знаю, что с ней потом произошло, надеюсь, мозги она себе не отшибла (если там было чего отшибить).

Тьфу ты, чёрт, нашла, кого вспоминать. Впрочем, всё лучше, чем мам…

Ну вот, начинается!

Помрачнев, я вышла из душа, оделась и вернулась в штаб.

Подозрительно как-то – завтрак на столе: свежеприготовленная, ещё дымящаяся каша и напиток, к счастью другой, не синего, а бежевого цвета, как кофе с молоком.

Все кисейцы как на подбор: чистые, свежие, умытые (в раковине, что ли умывались, учитывая, что душ я заняла? Или на улице прямо из бутылок)? Наглухо застегнутые, подтянутые и, главное, все они резко вскочили, когда я вошла. А мне во главе стола (с другого конца сидел Зеленец) поставили гостеприимно развернутое кресло. Нет, ну нельзя же так пугать с раннего утра. Как подскочили, главное! Я чуть не упала, хорошо, стояла близко к креслу и успела схватиться за спинку. Нет, ну его, устраивать такие сюрпризы человеку, которого ноги в самые ответственные моменты не держат. Вплываешь себе, понимаете ли, не ожидая никакого подвоха, вся распаренная, расслабленная и с вполне терпимым настроением, а тут восемь кисейцев, как один вытягиваются по стойке смирно и рявкают: «С добрым утром»! Человека с нервами послабее хватил бы удар на месте. Я же сдержалась, с тоской поминая вчерашний напиток (между прочим, не первый раз). Надо потом проверить, не завалялся ли там на кухне стаканчик-другой.

- И вам не хворать, - слабым от пережитого потрясения голосом ответила я и царственно опустилась в предоставленное мне кресло.

Кисейцы остались стоять.

Ой, что-то мне стремительно плохеет.

- Перед тем, как приступить к завтраку, просим нас выслушать, - бойко отрапортовал Зеленец.

Я слабо дернула рукой. Валяйте.

- Мы просим прощения за свой поступок. За факт принудительного пленения… твоего и за удержание в нашем лагере силой. Мы не подумали, как это выглядит со стороны и только вчерашнее упоминание Врасиль высветило стороны, которые нас не красят. Ты плакала ночью. Так быть не должно. Мы уже связались с твоей базой, ваш командир ответил, что днем они заняты, но вечером за тобой прибудут. Мы хотели отвезти тебя сами, но твоя команда как раз вздумала переезжать и скрывает новое место вашего переселения. Потерпи нас ещё денек. И, - Зеленец снова покраснел. – Парфен сказал, мы не правы. Он ругался утром и заставил нас принять окончательное решение. Мы согласились. Ты свободна.

Эта речь просто оглушала. Ещё бы Алой в самый ответственный момент не фыркнул, за что на него зашипели почти все, так просто хоть на память записывать и слушай в особо депрессивные времена.