Светлана Тимина - Пламя Атлантиды

Он недооценил противника. Столкновение двух настолько разных культур не могло закончиться ничем иным. Но сейчас проще было пообещать этой умудренной опытом интриганке хоть поддержку вооруженных сил Украины и присягнуть на пожизненную службу, чем пояснять, почему ты не в состоянии этого сделать.

Помимо этого, была дополнительная выгода. И последующие слова Атлантиды только подтвердили это.

Она завела свой разговор издалека, пытаясь выведать как можно больше о военной мощи его родных земель. Каким образом странные конструкции (на этом бывшая царица продемонстрировала фотоснимок и указала на вертолет военного класса) поднимаются в воздух? Савичев изобразил на лице глубокое сожаление и тоску от того, что не может ответить в силу собственного незнания и сослался на то, что никого из их народа не пускают в тайные лаборатории, где создают такое оружие.

Когда Атлантида достала оптические линзы, Дмитрий кожей ощутил ее волнение и любопытство. Чем оно было вызвано, сразу не понял, но пообещал себе, что обязательно докопается до истины. Пока что археолог не испытывал сильного дискомфорта от того, что его по сути зажмут в тиски с обеих сторон: с одной стороны отошедшая от дел матриарх, с другой — ее правящая дочь. Любые сведения, которые все равно мало пригодятся этой империи, ибо нефиг, как говорится, качать эффект бабочки. Зато он сообразит, как использовать знания о культе Бога времени, чтобы вернуться домой, в свое время. Если Лаэртия сочтет ниже своего достоинства говорить с ним на эту тему, Атлантиду можно будет купить некоторыми сведениями. Хотя бы в отношении оптики видел же, как ее глаза загорелись. Этот раздел физики был его хобби. В случае чего — обмен опытом и никакого мошенничества.

После разговора с матриарх осталось двоякое чувство. Вроде как Савичев чувствовал свое превосходство, но в то же время не мог избавиться от тревоги непонятной этиологии.

Не гори он так сильно предвкушением рандеву с прекрасной матриарх, чары которой пусть не сразу, но все-таки пробили его панцирь невозмутимости, может, уделил бы большее время разработке стратегии поведения в этом женском царстве, где шла незримая холодная война за власть. Предпочел сделать вид, что не понял довольно прозрачных намеков Атлантиды доносить о том, что услышит из уст Лаэртии — это их семейные разборки. Покинул покои этой необычной женщины в сопровождении слегка растерянного Крития и даже не удивился, когда тот сообщил ему, что Лаэртия Справедливая откроет свои покои для гостя на закате солнца.

Когда за Дмитрием закрылась дверь, бывшая матриарх поднялась с софы и хлопнула в ладоши. Девушки-прислужницы, поклонившись, быстро ретировались в задрапированный портьерами дверной проем, перед этим пропустив вперед высокую женщину с высокой прической Пантеры и грубым умным лицом.

— Моя матриарх, — с благоговением проговорила грозная амазонка. Атлантида указала ладонью на софу.

— Ты слышала нашу беседу, моя дрожайшая подруга. Хочу знать твое мнение относительно этого самца с душой не то воина, не то отравленного самолюбованием и самообманом простака.

Женщина промолчала. Затем покачала головой:

— Не стоит его недооценивать. Он поспешил попасть на ложе к Лаэр, а ведь всем до него для этого понадобились долгие зимы ожидания. Как бы он не пошел тропой будущего вольного спутника. Тогда моя матриарх не найдет на него управы.

Атлантида низко рассмеялась:

— О нет, Каталисия. Для моей дочери он не станет больше, чем преданным рабом. Я уж об этом позабочусь. Но тебе есть, чем меня порадовать?

— Конечно, великая Атлантида. Вот, что он даже не потрудился скрыть. Твоя дочь отравила его рассудок своим томным взором настолько, что он утратил бдительность. — Каталисия протянула бывшей правительнице свиток пергамента.

Несколько масляных капель Атлантида изучала схему акведуков, нарисованную рукой Савичева. После чего презрительно улыбнулась и вновь рассмеялась долгим, чарующим смехом:

— Вот ты и выдал себя, воин далеких земель. Теперь у тебя не остается иного выбора, кроме как стать моими очами и слухом в постели моей своенравной дочери!..

Солнце пересекло линию горизонта и утонуло в пучине океанским вод, оставив золотую дорожку, которая еще долго алела на водной глади в приближающихся сумерках. Закат в империи давно поразил Савичева своим красочным великолепием — ничего подобного в его мире видеть прежде не приходилось. Невообразимо яркие звезды зажигались на небосводе как минимум за меру масла до захода дневного светила, создавая фентезийный пейзаж. И если он о чем-либо тосковал в этот момент, то исключительно по фотоаппарату с хорошим разрешением.

Все осталось вне памяти и времени: воспоминание о той самой оргии на лесной поляне, которая шокировала своей жестокостью, высокая вероятность того, что он может так и не вернуться в свое время, разговор с Атлантидой, оставившее после себя ощущение тревожности и недооценки ситуации. Вдвойне странно было так утратить бдительность для такого человека, как он: на поле боя подобное привело бы к неминуемой смерти.

Нет, сейчас он не думал о вероятной опасности, хоть и ощущал ее приближение шестым чувством. Тем самым, которое не могли убить никакие обстоятельства и которое так легко выключил чарующий голос Лаэртии, ее нежный, обволакивающий магнетизмом взгляд и нечто еще. То, что лишило видавшего виды любимца женщин и завоевателя их сердец самообладания.

Он пытался сопротивляться, при первой встрече убедив себя, что эта прекрасная Лаэртия Справедливая всего лишь избалованная девчонка, которой престол достался по наследству без малейшей капли крови. Что весь интерес этой женщины сводится к драгоценностям, плотским утехам и роскошным нарядам.

Этой мантры хватило ненадолго. Можно было сколько угодно отрицать то, насколько она умна, утонченна и благородна. Но обманывать самого себя, утверждая, что этой женщине не удалось задеть сердце, становилось все труднее.

Савичев предвкушал эту встречу как никакую другую прежде. Даже во времена своей молодости не испытывал такого волнения и ожидания. Причем оно не было похоже на обычный плотский интерес.

Впервые Дмитрий осознал, что ему хочется слушать ее голос, внимать речам, пройти тот самый период ухаживания за понравившейся женщиной, который редко когда соблюдал. Просто не считал нужным. Все его состояние можно было охарактеризовать одним словом: «восхищение».

Когда явился уже знакомый ему смотритель полиандрия (как оказалось позже, спектр его обязанностей был довольно обширным), терпение Савичева было на пределе. Критий как будто специально томил его ожиданием, рассказывая, как стоит вести себя в присутствии матриарх и как — категорически не стоит. От Дмитрия не ускользнуло, что мужчина был растерян. Позже Савичев поймет, что подобное уважение и разговор на равных проявляли редко к кому, оттого все без исключения смотрели на гостя дворца как на диковинное чудо.