Eve Aurton - Теряя себя

Любой шорох сгоняет меня обратно, и я опять прячусь в своей спальне, совершенно не понимая, зачем я здесь, если за все это время обо мне ни разу не вспомнили. И нет, мне не обидно, разве только чуть-чуть, потому что до ужаса хочется знать причину такого стойкого равнодушия Рэми. Быть может, как только он сделал меня «своей», как выразилась Адель, он потерял ко мне всякий интерес и теперь уже рассматривает только как донора, но даже для этих целей меня ни разу не вызывали.

Одна Мадлен продолжает приходить ко мне три раза в день, и я даже интересовалась у нее про Адель, с которой за все это время так и не виделась. И, стоит признать, я начинаю скучать по ее обществу, по ее аристократической уверенности и размеренной речи, а еще шансу узнать что-нибудь еще. Так или иначе я продолжаю тонуть в одиночестве и от нечего делать, наконец, решаюсь заглянуть в дальнюю комнату, которая не дает мне покоя, будто за дверью скрывается еще одна тайна, которая поможет мне понять загадочный мир Господина.

Я вхожу в нее несмело, стараясь не шуметь и сразу же закрывая за собой дверь. Сейчас вечер, и через зашторенную полупрозрачной вуалью стеклянную дверь, ведущую, скорее всего, на балкон, я вижу силуэты туч, нависших над землей и готовящихся разразиться осенними слезами. Они клубятся над домом, из-за чего в комнате властвует таинственный полумрак, но даже в нем я могу рассмотреть, насколько сильно этак комната отличается от остальных. Здесь нет кричащей роскоши, и повседневная сдержанность застывает на современной мебели из белого материала. Может, поэтому спальня кажется легкой, воздушной, свежей, даже на фоне темнеющего вечера, который набирает обороты по мере того, как небо густеет серостью, а в окна начинают стучаьтся первые капли дождя.

Широкая кровать, застеленная белоснежным бельем; приоткрытый шкаф-купе с огромными зеркалами; туалетный столик с наставленными на нем баночками и пуф возле него с брошенным на нем женским пеньюаром; торшеры по углам комнаты, прикроватная тумбочка с лежащей на ней открытой книгой и белоснежный диван мягких форм, наверняка удобный и комфортный. Проявляю любопытство и, пододвинув одежду, сажусь на пуф, опираясь локтями о столик и всматриваясь в свое отражение в пыльном зеркале. Кажется, за последние дни я похудела еще больше, отчего мои скулы стали острее, а глаза на фоне бледного лица кажутся просто огромными. Если ресниц чуть-чуть коснуться тушью, а губы накрасить помадой, то я вполне сойду за куклу, ту самую игрушку, о которой говорила Адель.

В мыслях об этом провожу ладонью по глади зеркала и стираю осевшую на нем пыль. Судя по ее толщине, здесь жили не так давно, а по брошенным вещам создается ощущение, что ее хозяйка просто ушла, вышла, но так и не вернулась. Потерялась, сбежала, не смогла найти дорогу обратно, оставив после себя все, как было в последний момент ее нахождения здесь. Открытая книга, которую так и не дочитают, скинутый с плеч пеньюар, который никто уже не наденет, скомканное на спинке дивана одеяло, которым она укутывалась в особенно холодные ночи. Кто она и где сейчас я не знаю, но все же догадываюсь, с отчаянием понимая, что она была такой же, как я, игрушкой.

Все же тянусь за тюбиком туши и с надеждой открываю футляр. Так и есть, тушь чуть засохла, но еще вполне сгодится. Пару взмахов, и мои глаза приобретают выразительность, еще раз провожу кисточкой по ресничкам во внешних уголках глаз и остаюсь довольна результатом. Очередь помады, которая, на удивление, в единственном экземпляре. Она оказывается светло-розовой, едва заметной, но все равно придает живой блеск моим бледным губам.

Напоследок я распускаю волосы и провожу по ним щетинистой расческой. Они чуть вьются от влажности в комнате, поэтому красивыми волнами ложатся на плечи. Не знаю, для чего я это делаю, но отчего-то именно сейчас мне хочется быть красивее, чем она, пусть даже если ее уже нет в живых, пусть даже если меня никто не увидит, пусть даже если на самом деле это не так.

Шум дождя за окнами становится сильнее, и я отвлекаюсь от зеркала, вставая и подходя к стеклянной двери. В моей комнате нет балкона, хотя я бы очень хотела его, потому что меня все чаще тянет на улицу, которая по неясным причинам остается для меня запретной территорией. Видимо, Господин рассматривает вариант того, что я попытаюсь сбежать, таким образом нарушив контракт. Но ведь мне некуда бежать, совершенно.

Так что, Рэми, ты можешь быть спокоен.

Всего одно нажатие на ручку требуется для того, чтобы дверь поддалась, и я смогла вдохнуть свежий прохладный воздух, наполненный запахами прелой листвы. Ветер, почувствовав свободный проем, врывается в комнату, раздувая занавески куполами, а я смело прохожу вперед, вставая под крупные капли дождя и задирая голову кверху, чтобы поймать несколько из них языком. Не обращаю внимания на то, как постепенно намокают волосы и платье, прилипающее к телу, и встаю около каменных перил, всматриваясь в густоту вечера. Наверное, мой макияж безвозвратно испорчен, и теперь я похожа на заплаканную куклу, но мне совершенно плевать, потому что, несмотря на холод, не могу не насладиться открывшимся передо мной видом.

Оказывается, эта сторона дома смотрит на сад, сейчас сбросивший листву и превратившийся в уродливое сплетение веток. Деревья раскачиваются в такт ветру, а я подаюсь чуть вперед, все сильнее сжимая перила и наслаждаясь этим единением с природой. Мне холодно и мокро, но я продолжаю стоять, убирая прилипшие к щекам волосы и вновь подставляя лицо дождю.

— Что ты здесь делаешь? — угрожающе мягкий голос Хозяина заставляет меня вздрогнуть и резко развернуться. Он стоит, предусмотрительно не выходя на балкон и оперевшись плечом о косяк. Занавески за его спиной продолжают взмывать к потолку, на секунду опускаются на его плечи, а потом вновь исчезают, как только их подхватывает сильный ветер.

Дождь, стекающий по моему лбу, скапливается на ресницах, заставляя меня часто-часто моргать и слизывать попадающие на губы капли.

— Подойди ко мне, Джил, — Рэми протягивает мне руку, говоря это тихим вкрадчивым голосом, и я как завороженная смотрю на его ладонь, которая призывает меня своей надежностью. Как только я касаюсь ее пальцами, лицо Хозяина искажается от злости, и он, не рассчитывая силу, сжимает мою руку, дергая резко на себя и чуть ли не закидывая меня в комнату. Дверь за нами с грохотом захлопывается, и я начинаю дрожать от страха, молча наблюдая за подкрадывающимся ко мне Дамианом.

Наверное, мне не стоило приходить сюда, потому что он зол, недоволен, разгневан.

— Ты не ответила на вопрос. Что. Ты. Тут. Делаешь? — Каждый его неторопливый шаг вызывает во мне еще большую дрожь, и я рефлекторно отхожу назад, боясь его тихого гнева.