Eve Aurton - Теряя себя

— Извините, но это особенный посетитель, — при этих словах Господин напрягается и нехотя встает с кровати, нервно поправляя расстегнутые брюки и приглаживая растрепавшиеся волосы. Я наблюдаю за ним, продолжая лежать в той же позе, в которой он оставил меня, и растерянно свожу колени, когда он кидает на меня полный злости взгляд. Радует одно, что причиной этой злости стала не я, а некстати появившийся Леви, настойчиво призывающий поторопиться. Лишь когда за Рэми закрывается дверь, я позволяю себе расслабиться и шумно выдохнуть, прикрыв глаза ладонью. Внутри еще пылает, и я проклинаю Леви, этого особенного посетителя, а заодно и Хозяина, оставившего меня наедине с возбуждением.

Мне лучше принять прохладный душ и успокоиться, воспользовавшись предоставленными удобствами, которых не было в подвале.

Я часто-часто перебираю ногами, силясь не отстать от Леви и одергивая до неприличия короткую футболку, которую едва успела натянуть на себя, услышав приказ Господина явиться к нему немедленно. Видимо, ждать Рэми не собирался, потому что преданный пес в лице Леви вынудил меня выйти из душа и, даже не обсохнув, последовать за ним. Именно поэтому футболка на спине, а также на груди промокла от сырых прядей, именно поэтому моя кожа до сих пор влажная и местами заляпанная капельками воды, именно поэтому, как только я спускаюсь на первый этаж, начинаю мерзнуть и безрезультатно обнимаю себя за плечи, пытаясь согреться. Прошло чуть более получаса с того момента, как Рэми покинул мою спальню, и я понятия не имею, что могло случиться за столь короткий промежуток времени. Быть может, всему виной тот странный посетитель, который наверняка уже ушел, быть может, какое-нибудь неожиданное решение, пришедшее в голову Хозяина.

Впрочем, мои предположения оказываются отчасти правильными, потому что как только я захожу в кабинет, понимаю, кто этот особенный посетитель и почему Леви был так настойчив. Растерянно мнусь у порога, натягивая футболку как можно ниже и попадая под прицел омерзительно прощупывающего взгляда, который неприятно касается моих ног, груди, лица и вынуждает меня испуганно посмотреть на Господина, гневно сжавшего челюсти при моем появлении. Он точно так же, как и его гость, осматривает меня с ног до головы и наигранно равнодушно откидывается на спинку стула, всем своим видом показывая, что мой выбор его нисколько не трогает.

Трогает, я замечаю это по опасному блеску в его глазах, когда он переводит взгляд на посетителя и замечает его ненормальный интерес.

— Добрый вечер, — растерянно шепчу я, опуская голову низко-низко и принимаясь рассматривать свои голые стопы, совершенно замерзшие. Ужасно неловкая ситуация, когда внутренний голос подсказывает мне вернуться в комнату и надеть что-нибудь более закрытое, а строгий порядок призывает стоять на месте и четко следовать приказам Господина.

— Сядь, — жестко говорит Рэми, и я непроизвольно вздрагиваю, улавливая явное недовольство в его голосе. Как можно быстрее дохожу до кресла и, бросив на присутствующих затравленный взгляд, сажусь, старательно вытягивая футболку и скрывая от глаз гостя свои обнаженные бедра. — Ты догадываешься, почему Вацлав почтил нас своим присутствием? — при этом вопросе я обращаю внимание на Вацлава, стоящего у окна. Его высокая сутулая фигура вызывает во мне что-то наподобие отвращения, смешанного со страхом, и я тороплюсь отвернуться от него в сторону Хозяина, инстинктивно ощущая опасность, нависшую надо мной. Она так близко, что стоит сделать шаг, как я провалюсь, сгину в зыбучих песках и исчезну, скрытая под тоннами песчаной массы.

— Н-нет.

— Поясню: ты оказалась в ненужном месте и в ненужное время. Проще говоря, тебя обвиняют в участии в восстании, вспыхнувшем на Арене. Вацлав видит в тебе угрозу, которая может лишить меня, то есть нас… — великодушный жест рукой, и Реми продолжает: —..Власти, — не могу не отметить сарказм, который так и сочится в его тоне, и непонимающе смотрю на то, как он подается вперед и, опираясь локтями о стол, сцепляет пальцы под подбородком.

А ведь он даже не переодел рубашку.

— Позволь мне, Дамиан, — Вацлав делает шаг ближе, и я рефлекторно сжимаюсь, словно ожидая удара. — Это не просто обвинение, а обвинение, основанное на неоспоримых фактах. Именно поэтому меня интересуют несколько вопросов: во-первых, как ты мог допустить, что твоя рабыня нашла возможность связаться с повстанцами? Во-вторых, по какой причине ты так тщательно выгораживаешь ее и даже не поленился прийти в участок, убить моих людей и забрать дело? — Вацлав прижимает ладонь к груди, будто скорбя по убитым полицейским, а Господин слегка прищуривает глаза, смотря на него безотрывно, почти не мигая, источая завидное хладнокровие. — Ты не имел права вмешиваться в расследование, Дамиан, тем самым ты выразил свое недоверие моим методам, моей работе, а также нарушил законы, установленные тобой же, — Вацлав говорит неторопливо тягуче, угрожающе тихо, отчего вся моя кожа покрывается мурашками, и я ощущаю себя загнанной в капкан, готовый вот-вот захлопнуться.

Я боюсь, боюсь так сильно, что забываю дышать, вслушиваясь в каждое слово и осознавая всю тяжесть совершенного мною поступка. Он рассматривает меня как одного из повстанцев, замешанных в заговоре против системы, и только статус Господина не позволяет ему просто схватить меня и увести с собой. Кажется, в тот день, в участке, Хозяин упоминал о смертной казни.

Бог ты мой.

— Я уважаю твое маниакальное желание защитить наш мир, Вацлав. Правда. Я уважаю твои методы и проведенную тобой работу. За все время, что ты был рядом, ты ни разу не подвел меня. Скажу без лести — ты отличный хранитель, но сделай исключение и позволь мне самому взять контроль над этой ситуацией. Посмотри на нее, — Рэми кивает в мою сторону, и Вацлав послушно переводит пронзительный взгляд, вынуждая меня нервно вцепиться в края футболки. — Она слишком юна, чтобы играть в игры, и слишком труслива, чтобы пойти против власти. Скажу честно, у нее не хватит ума, чтобы участвовать в заговоре за моей спиной.

— И все же, на то, чтобы сбежать от тебя, у нее ума хватило… — как бы между прочим роняет Вацлав, и я замечаю, как белеют костяшки пальцев, когда Господин сжимает кулаки, наверняка сдерживая бушующую в нем ярость.

— К сожалению, в этом есть моя вина. Я опрометчиво оставил ее без присмотра. Такая ситуация больше не повторится.

— Если она столь строптива, продай мне, я научу ее покорности, — Вацлав встает напротив меня, и я распахиваю глаза от страха, глядя в его непроницаемое лицо, явно скрывающее мертвую душу настоящего садиста. Представляю, какими методами он будет добиваться моей покорности, и прикусываю губу, силясь не расплакаться и не упасть в ноги Господина, умоляя его не продавать меня.