Eve Aurton - Теряя себя

Все это бред-бред-бред.

Обхватываю голову руками и зажмуриваю глаза, отказываясь верить в действительность. Этого всего лишь сон, правда? Ведь в реальности не существует Виктора, он остался в прошлом, далеком прошлом. Он превратился в дым, в искры, в пепел, в воспоминание Господина, в которое я заглянула по чистой случайности.

— Посмотри на это, Джиллиан, — сильные пальцы обхватывают мой подбородок, и я открываю глаза, наталкиваясь на Виктора, вставшего передо мной на корточки. В его руке что-то напоминающее ромбовидный кинжал, и я резко дергаюсь, думая, что оружие предназначено для меня. Сейчас он воткнет его в мое сердце и навсегда избавит от страха, а заодно подарит свободу, о которой, к собственному стыду, я успела забыть. — Не бойся, это не для тебя, — Виктор прикасается подушечкой пальца к острию кинжала и смотрит на меня проникновенно требовательно, будто ожидая, что я пойму его, и ему не придется тратить время на объяснения.

Действительно, не придется, но я не хочу думать о том, что мои догадки могут быть верными.

Я не хочу стать орудием мести, ведь это и есть моя главная роль.

— Ты когда-нибудь слышала о копье Судьбы? Или вы настолько ущербны, что не знаете отчего умер ваш Бог? — Виктор иронично вскидывает бровями, но тут же принимает серьезный вид и прикасается концом копья к моей скуле. — Дамиан доверяет тебе, а значит, ты сможешь подобраться к нему максимально близко, намного ближе, чем я. Например, ты можешь оказаться в его постели. Убить Членов Совета не составило труда, они и подумать не могли, что их Господин может лишить их жизни, признайся, с Дамианом это не пройдет, — Виктор царапает щеку, продвигаясь вниз, а я постепенно пропитываюсь к нему отвращением, потому что передо мной стоит настоящий трус, решивший сделать все чужими руками.

— Вы трус, — теряя всякое благоразумие, шепчу я. — Потому что боитесь Господина. Боитесь оказаться слабее его.

— Скорее не трус, а реалист. Я слишком долго пребывал в забвении, чтобы так рисковать. И нет, я не обижаюсь на тебя, хотя за такие слова можно вырвать язык. Не забывай, с кем ты разговариваешь, девочка, — Виктор неожиданно обхватывает меня за шею и с легкостью поднимает на ноги, вынуждая меня вцепиться в его руку и попытаться разжать пальцы, перекрывшие кислород. Он близко, он оплетает меня своей тьмой, ненавистью к Рэми и желанием уничтожить все на своем пути. — Я просил его следовать за мной, принять свою природу и прислушаться к шепоту тьмы, но он выбрал иной путь, он обвинил меня в излишней жесткости и назвал безумцем, он поставил интересы человечества выше моих. Он позволил вам жить.

— Потому что знает, что такое милосердие.

— Милосердие? Прислушайся, Джиллиан, — Виктор поднимает ладонь вверх, приказывая замолчать, и только через несколько томительных секунд продолжает: — Это ты называешь милосердием? — наверняка имея в виду абсолютную тишину опустевших зданий, спрашивает он. — Впрочем, нужно отдать ему должное, он всеми силами пытается сохранить Колонии, на которые у меня нет времени. Мое терпение подходит к концу, и я хочу, чтобы Дамиан умер. Умер с мыслями о том, что его душа никогда не попадет в рай, как бы отчаянно он в это ни верил. Умер, зная, что его слабость стала его погибелью. Умер, зная что его мир превратится в хаос. Думаю, оставшиеся Члены Совета будут со мной солидарны, особенно Вацлав, — подытоживает он, наконец выпрямляясь и оставляя меня на полу, у его ног. Не замечаю того момента, когда слезы заканчиваются, и жгучая безысходность оседает на плечи, потому что как бы я не хотела, я не смогу помочь Господину. Попросту не успею.

Рассвет близко.

— Я не стану убийцей. Вы не заставите меня сделать этого.

Виктор ухмыляется, чувствуя свое превосходство, и одним сильным рывком поднимает меня на ноги. Совершенно обессилев, почти висну в его руках, и безрезультатно пытаюсь отстраниться, когда он склоняется к моему лицу и, глядя прямо в глаза, шепчет:

— У тебя нет выбора, никогда не было. Разве ты не должна ненавидеть его? Он лишил тебя свободы, забрал сестру, мать, даже Элисон умерла потому, что мир, созданный Дамианом, несовершенен. Так что скажи спасибо, что я подарил тебе возможность отомстить за все смерти разом. Ты убьешь его, Джиллиан, вонзишь кинжал прямо в сердце.

— Боюсь, вы ошибаетесь в его привязанности ко мне, Господин не вернется, и вам придется ждать очень долго. Впрочем, вам не привыкать, — улыбаюсь, сквозь обреченность, наверняка подписывая себе приговор, и закрываю глаза, готовясь к самому худшему. Быть может, от злости он разорвет мое горло прямо сейчас. Быть может, это и есть лучший выход из ситуации, по крайней мере мне не придется убивать человека, ставшего для меня чем-то большим, чем просто Хозяин.

— Тогда нужно сделать так, чтобы он вернулся за тобой, — совершенно спокойным голосом произносит Виктор. Вглядываюсь в его глаза, различая там что-то неминуемо страшное, и судорожно соображаю, как он может заставить его вернуться. — Доверь это дело мне, Джиллиан, а сейчас слушай меня внимательно: его убийство станет главной целью твоей жалкой и никчемной жизни. Хочешь ты того или нет, но тебе придется это сделать, — тонкие нити внушения оплетают разум, и я затихаю, завороженная плавным голосом и приторной лаской, когда он начинает гладить меня по волосам. Он продолжает шептать даже тогда, когда я закрываю глаза и полностью расслабляюсь, доверившись его сильным объятиям. Он забивает сознание вкрадчивыми речами, а потом исчезает, оставляя после себя аромат проклятых пряностей и полную пустоту.

Я просыпаюсь утром, уже не помня о нашей встрече, но с четкой целью убить Господина, который обязательно вернется, потому что того, кому он меня доверил, не станет.

Я почти ненавижу осень — она вспыхивает яркими красками, бьет буйством цвета, а потом заменяется на мрачную серость и убивает все живое, превращаясь в безжизненную картину. От нее веет холодом и сыростью, она ввергает в уныние и возрождает пессимистичные мысли, она приносит разочарование и перемены, которых я ужасно боюсь, но, как не стараюсь, не могу избежать. Они настигают меня внезапно: смертью Юджина и новым домом, в который привез меня Леви на следующий же день после убийства, ужасного бесчеловечного убийства, до сих пор вызывающего недоумение. Ведь буквально накануне Юджин заходил в мою комнату, разговаривал со мной и сидел рядом-рядом, так, что я чувствовала его аромат. Он был живым, уставшим и близким. Сейчас же он превратился в воспоминание — случайная жертва безжалостного убийцы.

И мне искренне жаль его, несмотря на то, кем он был и чем занимался, так же, как жаль Хозяина, потерявшего быть может единственного друга. Если честно, за эту неделю я ни разу не видела Рэми и не слышала о нем, потому что присматривающий за мной Леви настолько же немногословен насколько и безэмоционален. Прекрасно помню его непроницаемое лицо, когда он, внезапно нарушив мое одиночество, появился в комнате и сухо сообщил, что мы уезжаем. Больше ни слова, ни объяснений, проницательный взгляд и резкие движения, будто бы произошло что-то из ряда вон выходящее. Лишь по столпотворению полицейских в холле я поняла, что действительно произошло — страшное, отвратительно уродливое и скрытое от моих глаз пропитавшимися кровью простынями.