Теряя себя (СИ)

Закрываю глаза от наслаждения, в которое окунаюсь с головой, и совершенно бесстыдно подчиняюсь, воспринимая все как туманную ирреальность. Словно это происходит не со мной, не в моей жизни, не в моем мире. Словно настоящая я до сих пор живет в Изоляции и работает официанткой в кафе, словно я до сих пор слушаю предупреждения Элисон, идущей рядом со мной и рассказывающей о свободе выбора, словно я до сих пор не покинула стен и не столкнулась с совершенно чужим для меня миром.

Но я столкнулась и с удовольствием принимаю то, что он мне дает. Именно сейчас, в эту секунду, когда Адель заходит намного дальше, кладя свою ладонь на мое колено и продвигаясь выше. Наверное, я сошла с ума и потеряла последние капли стыда, но мне так нравится это – нравится ее возбуждающе нежные прикосновения, довольно настойчивые; нравится ее поцелуй и язык, властвующий в мое рту; нравится ее сладкий аромат, смешавшийся с моим, фруктовым.

Блаженно стону прямо в ее губы, когда она достигает моей промежности и начинает ласкать меня через ткань трусиков, уже влажных. В этот момент она отвлекается от моих губ, и я открываю глаза, наталкиваясь на Рэми, прожигающего нас блестящим от возбуждения взглядом. Девушка в его ногах ускоряет темп, и он поводит бедрами навстречу, слегка скалясь, и, положив ладонь на ее затылок, вгоняет член глубже. Напрягается, мелко-мелко дрожа, а потом с громким выдохом расслабляется и, отпуская голову танцовщицы, помогает ей пересесть на свои колени.

Дрожу тоже, так ярко ощущая каждое прикосновение Адель, и наблюдаю, как девушка сжимает и разжимает пальцы, предоставляя Хозяину свое запястье.

Не хочу это видеть, не хочу знать, что сейчас его зубы разорвут вену, и он использует ее не только для физического удовольствия, но и для насыщения. Лучше закрыть глаза, лучше отдаться на волю сладкой неги, лучше очутиться в опьяняющем дурмане, которым окутала меня Адель.

И я уже с трудом сдерживаю стоны, плюю на все правила приличия, разводя ноги шире, и изгибаю шею, чувствуя холодные губы, осыпающие ее поцелуями. Мне так хорошо, что я дрожу, не обращая внимания на то, как мягкие губы заменяются на что-то острое, царапающее кожу. Лишь ошарашенно распахиваю глаза и вскрикиваю, когда резкая боль оглушает, и тут же сильная рука дергает меня с такой силой, что я безвольно впечатываюсь в грудь Господина, успевшего выдернуть меня из-под зубов Адель. Он прижимает меня к себе, пока она разочарованно шипит и, пригибаясь к дивану, отползает назад, напоминая мне побитую змею. Ее глаза горят хищным огнем, и губы изгибаются в ужасающем оскале, пока я вишу в его объятиях, стараясь самостоятельно встать на ноги.

Меня так мутит, что я предпочитаю забросить это дело и довериться Рэми, по каким-то причинам спасшим меня от укуса.

– Что ты делаешь? – в его голосе просачивается ярость, грудь ходит ходуном, и объятия становятся крепче – он почти душит меня, сжимая сильными руками.

Ее лицо до сих пор напряжено, она поводит носом, чувствуя запах крови, а потом вытирает губу подушечкой большого пальца и тут же облизывает его языком. Мне кажется, я до сих пор не полностью осознаю, что же на самом деле случилось, так силен дурман, в котором я нахожусь.

– Tu as permis moi de faire joujou à tes jouets, ** – наконец, она приходит в себя, и хищные черты заменяются на человеческие. Взгляд теплеет, и сама она будто сникает, понимая, как далеко зашла.

Я не принадлежу ей.

– Только после того, как наиграюсь сам. Запомни это, – он говорит это не требующим возражения тоном, а Адель скулит, словно провинившаяся собачонка подползая к Хозяину.

– Прости-прости-прости меня, мой Господин. Я виновата, этого больше не повторится. Я обещаю, – она протягивает к нему руки, ее тонкие запястья мелькают у меня перед глазами, пока я пытаюсь отстраниться от него, чтобы сделать глубокий вдох. Мне душно, я шепчу это, утыкаясь в его шею, прикасаясь к ней губами и беспомощно всхлипывая. Не понимаю, что со мной, не помню, как так получилось, не хочу ничего видеть, никого слышать.

Хочу тишины, покоя, надежности. Хочу спрятаться от этого места как можно дальше. Мне стыдно, мне больно, мне нечем дышать.

– Я задыхаюсь, мне плохо, плохо, – я произношу это с мольбой, сквозь морок опьянения, укачивающего меня, сквозь гул в ушах, становящийся громче. Лишь когда я оказываюсь в абсолютной тишине, открываю глаза и непонимающе оглядываюсь вокруг. Голова еще мутная, и я едва концентрируюсь на потолке, который оказывается мне знакомым. Мои ладони касаются чего-то мягкого и ворсистого, и я не сразу понимаю, что лежу на полу, наверняка брошенная своим Хозяином. В горле совершенно пересохло, так, что я едва сглатываю, испытывая дикую жажду.

Когда откуда-то сбоку разносится звон стакана, поставленного на стол, я с трудом поворачиваю голову в сторону, замечая сидящего в кресле Рэми. Его рубашка расстегнута полностью, босые ноги закинуты одна на другую, волосы лишены обычного порядка, а сам он безотрывно смотрит на меня, при этом поглаживая подбородок пальцами. Я узнаю этот жест – скрытое предупреждение перед началом чего-то страшного – так было в столовой, прежде чем мне принесли отравленное вино. Не удивлюсь, если сейчас он накажет меня за столь позорное поведение, но вместо этого он опускает ноги и хлопает по ним ладонями, подзывая к себе.

– Иди ко мне, Джиллиан.

Мое сердце бухается куда-то вниз, на миг замирает, а потом пускается в галоп, разрывая голову от громкого стука. Превозмогая головокружение, я поднимаюсь на ноги и, поймав равновесие, подхожу к Господину. Он смотрит на меня снизу вверх, но даже в таком положении давит своим могуществом и силой, исходящих от него, поэтому я покорно становлюсь на колени и опускаю голову, готовясь к самому худшему.

– Ты настолько доверчива, что стоит приласкать тебя, как ты тут же теряешь голову, – он приподнимает мой подбородок, заставляя посмотреть в свои глаза, и поглаживает нижнюю губу большим пальцем, пока я бесполезно пытаюсь справиться с нервной дрожью. – Помни, с кем ты имеешь дело, прежде чем подставлять шею. Это самое уязвимое место, ma fille***. Впрочем, в этом есть моя вина, я слишком много ей позволяю, – он великодушно протягивает мне стакан с водой, разбавленной лимонным соком, который я тут же опустошаю и благодарно целую тыльную сторону его ладони, приблизившейся ко мне.

Он так приторно нежен, когда проводит костяшками пальцев по моей скуле, что мне кажется, будто сейчас он достанет удавку и накинет на мою шею, чтобы проучить, но вместо этого его ладонь опускается на мое плечо и тянет на себя, вынуждая меня сесть на его колени и положить голову на его грудь.

Его сердце молчит, в то время как мое задыхается в бешеном ритме.