Екатерина Мансурова - По локоть в крови (СИ)

— Скоро начнется, — с улыбкой произнесла монахиня, поглаживая по влажному лбу испуганную женщину, — совсем скоро произойдет воссоединение!

Женщина извивалась на кровати, впиваясь ногтями в простыни и задыхаясь от боли. Роды были ужасными. Она была почти уверена, что ей не перенести таких мук.

Монахиня достала амулет, с перевернутым изображением анкха, и принялась едва слышно читать одну из открытых книг, лежащих возле роженицы. Боль женщины немного утихла, и они услышали голос, идущий откуда-то сверху.

— Дитя мое, ты делаешь это из любви к человечеству, все будет хорошо, позволь мне прийти… у Господа на счет тебя большие планы… впусти меня.

У рожавшей иссякли силы. Она не могла более сопротивляться тому, что предрешено природой. Женщина сделала последний судорожный вдох и обмякла на кровати, изможденная и безжизненная. Дух оставил ее. Плод молчал и не шевелился, но в следующий миг живот женщины деформировался и разорвался на множество маленьких ошметков, словно мыльный пузырь. Вырвав внутренние органы и разбрызгав их содержимое по комнате, малыш закричал. Но не так, как имеют обыкновение кричать новорожденные. Было в крике младенца что-то иное…

Монахиня, сжав в руках анкх и упиваясь ощущением триумфального момента, чувствуя, как по ее лицу стекают темные сгустки крови, вперемешку с кусками кожи, зычно рассмеялась. Ее налитые чернотой глаза подернулись на секунду багровыми искрами, когда она увидела ее — девочку. Младенца. Безмерно прекрасного, рыжеволосого младенца, который серьезным взглядом смотрел на монахиню. Его невинность, чистота и красота так нелепо контрастировали с тем, что только что произошло. Аккуратно достав девочку из растерзанного лона матери, женщина укутала ее в пеленки и унесла прочь.

Я прекрасна. Нет, действительно, я безумно красива. Думаю, любому из вас вряд ли доводилось видеть такую неземную красоту…. мои густые рыжие кудри спадают каскадом на мраморно белые плечи, карие, словно густой янтарный мед глаза всегда излучают какую-то тайну, которую хочется разгадывать, не отрывая от них взгляда, губы, словно два лепестка розы, еще не раскрывшейся и едва тронутой каплями росы, манящей и завораживающей.

Я всегда разглядываю себя в зеркале. Но со слезами на глазах. Эгоистичная самовлюбленная дурочка? О, нет! Неземная красота — это не дар. Это огромное проклятье. Возможно, самое страшное, какое только могла наложить природа на 22 летнюю женщину. Никому не нужен мой внутренний мир, никому не нужны мои знания, мои чувства, мои интересы. Единственное, что видят во мне мужчины — объект вожделения. Объект, который грезится лишь с раздвинутыми ногами и закрытым ртом. Единственное, что видят во мне женщины — объект зависти. Объект, который грезится лишь в ближайшем пруду, без признаков жизни и обязательно изуродованный.

Впрочем, как ни странно, при всей порочности окружавших меня людей, я смогла найти нескольких с искренними сердцами и добрыми душами. Например, моя милая Лина — восточная красавица, с роскошным черным фонтаном волос до самых ягодиц и Изабель. Впрочем, Изабель моя сестра… или гламурное обременение, с которым я вынуждена мириться.

Природа, наградив меня неземной красотой, забрала все, что только можно взамен — родителей, работу, друзей… из приюта меня в 15-летнем возрасте удочерила одна солидная дама, леди Кэтрин, происходящая из знатного рода, сумевшего, вопреки наметившейся тенденции, не только сохранить, но и преумножить свои богатства. Чем она зарабатывает на жизнь — я никогда не интересовалась, как ей досталось это поместье и все наследство семейства — мне тоже было не интересно, хотя я точно знала, что в Рантоне — ближайшем мегаполисе, живут ее брат и сестра, которым едва удается свести концы с концами в своем малоприбыльном баре «Наследство Мередит». Впрочем, судя по всему, родственники леди Кэтрин получили наследство иного рода — изрядную долю иронии.

Казалось бы, чего мне еще желать, когда есть деньги? Все, к чему я прикасалась, считалось шедевром искусства, и было сделано лучшими мастерами своего времени. Все, что я носила, было сшито на заказ известными модельерами из лучших тканей. Отражение в зеркале, разбило не один десяток сердец… Нет, в моей жизни решительно не было ничего настоящего. В ней не было самого важного — искренности, дружбы, не было любви и понимания…

Вчера я лишилась девственности. Да, в 22 года. Ночью, в подворотне, среди мусорных ящиков, окурков и снующих повсюду крыс. Один из сотни моих незнакомых поклонников выследил меня после работы и отымел самыми грязными и омерзительными способами, на которые только способна извращенная человеческая фантазия… Он имел меня до тех пор, пока я не лишилась сил и не обмякла, словно труп. Посчитав, что я мертва, он скрылся. Красота… да я проклинаю ее!

Нет. Вы не подумайте, что я плачусь и жалуюсь на свою жизнь, хотя, несомненно, это выглядит именно так. Мне не хочется признаваться в этом. Жалость я всегда презирала, считая одинаково недостойными жалость к себе и жалость к другим. Милосердие — вот чего не хватает сердцам жителей Мелфрида. Но сегодня мне просто хочется высказаться. Мне хочется, чтобы хоть одна живая душа знала, что Катилина Астрид Мередит умерла глубоко несчастной девушкой в возрасте 22 лет.

— К черту, — подумала я, заметив, как свет на светофоре сменился с зеленого на красный. Машин было не так много, но здесь, на этом прямом участке ночной трассы 101 они мчались с большой скоростью и никогда не успевали вовремя затормозить. Поэтому ее назвали «дорогой смерти».

Закрыв глаза, я решительно шагнула под колеса несущейся машины. Больше не будет мучений, лицемерия, грязи, лжи и развратных похотливых самцов вокруг. Наконец-то я обрету покой, о котором всегда мечтала. Наконец-то грязные руки пьяных мужчин в баре больше не будут лапать меня за задницу, больше никто не сможет дотронуться до меня против воли, больше никаких слез и сожалений, только я и вечность…

Визг тормозов ударил по барабанным перепонкам — я зажмурилась сильней. Огромной силы удар мчавшегося на всей скорости внедорожника Porsche сбил меня с ног. Разбив головой лобовое стекло и, обильно оросив его кровью, я перелетела через кузов и кубарем скатилась под колеса едва успевшей затормозить после крутого разворота машины. Еще немного и мой очаровательный череп разлил бы по асфальту свое содержимое.

Сидевший за рулем мужчина медленно вышел из-за руля и подошел к лежащей на асфальте девушке, даже не пытаясь растолкать толпу зевак, которая тотчас же сомкнула плотным кольцом место происшествия.