Юлия Цыпленкова - Тонкий лёд (СИ)

Мой похититель уверенно прошел к столу, сбросил на него свою шляпу, до того лежавшую на сиденье в карете, следом полетели перчатки, пальто небрежно упало на спинку стула, а сам молодой человек уселся, закинув ногу на ногу и сделал гостеприимный жест рукой.

— Располагайтесь, дорогая. Ожидание займет у нас некоторое время, вы устанете стоять и испепелять меня взглядом.

— Судя по вашим замыслам, належаться я еще успею, — мрачно ответила я и прошла к скамейке, стоявшей у противоположной стены.

Эйнор хмыкнул и скрестил руки на груди, рассматривая меня. Я отвернулась от него, взглянула в сторону окна и судорожно вздохнула, вдруг вспомнив о пирожных, которые готовил для меня наш кондитер. Должно быть, они уже лежат на тарелочке из тонкого фарфора, донышко которого украшает милая пасторальная картинка, изображавшая веселую розовощекую пастушку с двумя овечками. И сливки на пирожном такие же пушистые, как нарисованная шерсть овечек. От чувства несправедливости, что мои пирожные ожидают меня во дворце диара, а я нахожусь в каком-то убогом домишке, на глаза навернулись слезы. А следом пришли раздражение и злость на своего похитителя. Отчаянно захотелось швырнуть в него чем-нибудь, но под рукой ничего подходящего не оказалось, и я просто скрипнула зубами.

— Флоретта, вы плачете? — донесся до меня голос младшего Альдиса, и накал моего гнева увеличился в несколько раз. — Вам страшно?

Порывисто обернувшись в его сторону, я сузила глаза и с минуту глубоко дышала, пытаясь взять себя в руки.

— Вы злитесь на меня, — продолжил Эйнор. — Я понимаю. Но поверьте, на вас я не держу зла…

И тут я вскочила на ноги, словно подброшенная пружиной. Поклонилась, едва ли не до земли и протянула отвратительнейшим писклявым голосом:

— Благодарю покорнейше, ваше мерзейшество. Вы чрезвычайно великодушны.

Мой похититель заметно опешил от моей клоунады. Меня же продолжило распирать, и, сорвавшись с места, я закружила по небольшой комнатке, совершенно не зная, как выплеснуть свою ярость. Ничего дельного на глаза так и не попалось, но языке вертелись ругательства Эггера, и мне до смерти хотелось их обрушить на голову своего похитителя, но воспитание не позволяло сделать это даже от злости.

Набегавшись, я упала на прежнее место и шумно выдохнула.

— Вы странно себя ведете, — сказал Эйнор, сидевший в неподвижности всё то время, пока я наворачивала круги по домику.

— А не пойти ли вам… — ответила я, закончив фразу одним из излюбленных оборотов Эггера, все-таки сорвавшимся с моего языка. Так наш старый привратник обычно посылал бродяг, забредавших в папенькино поместье. — А еще…

Эту витиеватую фразу, которую я ни за что не возьмусь повторить, Эггер употреблял совсем редко по причине ее скабрезности и нашего с Арти присутствия, но сейчас бранная тирада лилась из меня с особым удовольствием, оставляя после себя чувство невероятного облегчения. А когда я выдохлась и закончила, Эйнор остался сидеть с неприлично открытым ртом. И только спустя полминуты закрыл его и покачал головой:

— Неожиданно, — отметил младший Альдис. — Где вы набрались этой гадости?

— Я с вами не разговариваю, — буркнула я и отвернулась от него, гордо задрав нос.

— Да вы вроде уже всё сказали, — несколько рассеянно ответил негодяй. — Тут и добавить нечего.

Я была с этим в корне не согласна, для Эйнора Альдиса у меня имелись еще фразочки от Эггера, припасенные с самого детства, но распыляться перед ним я не посчитала нужным, потому осталась сидеть, полная чувства собственного достоинства. Однако и это долго не продлилось. Вскоре я вновь захлюпала носом, теперь от жалости к себе. Из груди вырывались надрывные вздохи, и младший Альдис, следивший за переменами моего настроения, заерзал на стуле.

— Флоретта, — позвал он.

— Что? — истерично отозвалась я, не оборачиваясь.

— У вас есть платок?

— Если бы я знала, что меня собираются похищать, я бы подготовилась лучше, — ядовито ответила я. — Впрочем, вы можете меня отпустить за платком. Вы ведь такой благородный.

Молодой человек поднялся со своего места и подошел ко мне, протягивая свой платок.

— Держите, он чистый, — без всякой враждебности произнес Эйнор.

— Сами стирали? — съехидничала я. — В ручье, небось? — и добавила совсем уж язвительно. — Хозяюшка.

— Прекратите паясничать, — проворчал младший Альдис. — Вам это совершенно не идет.

— Скажите, пожалуйста, каков эстет, — воскликнула я, все-таки рывком отнимая платок и промакивая слезы. — Я бы про вас тоже никогда не подумала, что вы негодяй и убийца.

— Не зарывайтесь, — с легкой угрозой произнес мой похититель.

— А мне есть еще чего опасаться? — с прежней язвительной интонацией вопросила я. — Вы собираетесь убить меня, мое дитя и моего мужа. Что еще хуже этого вы можете со мной сделать? Связать? Истязать? Снасильничать? Ах, нет, я же невзрачна и в этом смысле для вас интереса не представляю. Хвала Богине, что я уродилась столь безыскусной! — не без патетики воскликнула я. — Впрочем, связать и истязать вы меня не можете, иначе это оставит ненужные следы, и тогда весь ваш замысел пойдет прахом. А раз ничего страшней смерти вы мне обещать не можете, то сидите и слушайте.

— Фло, вы начинаете меня раздражать, — с недовольством уведомил меня Эйнор.

— Ах, какая досада! — воскликнула я. — Прошу простить меня великодушно! И как это я своего убийцу осмелилась ввести в раздражение? Позор на мою голову!

Младший Альдис стремительно вернулся на прежнее место, уселся на стул и сердито взглянул на меня. Я же вдруг ощутила новый прилив сил и собственную безнаказанность, и это было упоительное чувство. А чего мне было опасаться кроме смерти? Впрочем, в собственную кончину не верилось совершенно, сколько бы об этом не говорил Эйнор. Как же можно взять и поверить, что вскоре тебя не станет? Как возможно представить этот мир без своего присутствия? Такого просто не могло быть! Затаенный страх совсем растворился в неверии, но уверенность в том, что ничего ужасного мой пленитель мне не сделает, окончательно окрепла.

— Скажите, д’агнар Душегуб, — я вдруг преисполнилась неподдельного интереса, — как же вы собираетесь провернуть свою аферу? Хорошо, меня вы можете застрелить с расстояния, это самое простое, но как вы собираетесь подстроить самоубийство диара? Что он по вашему плану должен сделать? Пустить себе пулю в висок? В сердце? Повеситься? Отравиться? Отравление тут вовсе не подходит. Яд его сиятельство с собой в карманах не носит, и вместо леденцов его не потребляет. Остается нож или пуля, потому что повесить его вам не удастся без борьбы. Если же оглушите, то останется след, который покажет, что Аристану помогли умереть. Тоже самое и с ножом, и с пулей. Чтобы убить его с одного раза, вам непременно нужно будет приблизиться, а дядюшка уже обнаружил немалую силу… Ах, Эйнор, совсем забыла спросить, вы сами будете нас убивать? Или же кому-то доверите столь ответственное дело? Лучше сами. Во-первых, удовлетворение вашего самолюбия, а во-вторых, вы ведь говорили, что лучший результат достигается только при самоличном участии. Ведь так?