Ксения Бунеева - Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Чем дальше мы двигались на юг Беларды, тем страшнее мне становилось. Всюду виднелись брошенные деревни, сожженные дома. Частенько встречались нам люди, бегущие на север. Иной раз целыми селами бежали - уставшие, грязные, с пожитками, что успели унести.

У дороги, размытой дождями, в грязи, часто натыкались мы на мертвецов. Были они как один - раздеты и ограблены.

- Надо бы передохнуть, Всеслав, - сказал Зоран, поравнявшись с нами. В седле он держался так, будто с малых лет на коне сидел. Непогода кажись и не пугала его.

Заклинатель поглядел по сторонам и только покачал головой.

- Нельзя. До темноты мы должны добраться до деревни.

Зоран поглядел на темнеющее небо, грозящее новым проливным дождем пуще прежнего и холодным вечером.

- Как скажешь, Всеслав. Воля твоя.

Двигались мы небольшим отрядом - всего-то пять десятков нас. Вздумай ворог напасть, не отобьемся.

Я хмуро оглядела растянувшуюся по размытой дороге цепочку усталых путников.

Боги, когда же кончится этот путь?

Мирка недовольно всхрапнула, и я погладила ее по мокрой гриве. Затеяли люди войну, а зверье бессловесное вместе с ними страдает и муки терпит. Чего, сказано, не хватает Ихмету поганому? И так полмира заграбастал руками загребущими, так еще на север лезет. Беларду ему подавай!

Остовы покинутых и разграбленных домов все еще виднелись позади. Кому война, а кому мать родная. Много их развелось, разбойников, которым бы только нажится на чужом горе. А ведь ежели ворог придет и им достанется.

Глядела я кругом, вздрагивала от холода и до того тошно мне становилось. Век бы всего не видела!

За что мне ноша такая выпала?

Покой лишь во сне тревожном обретала. Глаза смыкала и забывалась ненадолго. А после вставала и снова - рвется сердце на части, болит. Будто камень на грудь положили и стряхнуть не могу. Тяжко мне, ох, тяжко...

- Ушедшая, мать моя непризнанная...сил дай.

И легче на миг стало. Каждый раз становилось.

- Вёльма? - окликнул Всеслав. - Ты чего там под нос себе шепчешь?

- Песню старую, что от бабки слыхала, напеваю. Авось не так тоскливо будет, - соврала, не моргнув.

С того дня, как Ладимира в объятиях Сияны застала да к Зорану в святилище ходила, все молюсь ей. Сил прошу и защиты. Произнесу имя и легче делается - камень мой будто сдвигается немного, холод не колет, а ласкает, окутывает.

Не деться никуда от силы древней. Чую, как глядит она на меня, как помогает, утешает, шепчет. Что бежать от самой себя? Не сбегу. Ее я отродье, верно Ростих Многоликий говорил. Ее дочь.

Ясно мне теперь, отчего люд колдуна Многоликим прозвал. Затем что нет числа его лжи и обману. Коварен и хитер Ростих. Не знает никто, чего ждать - ни я, ни Всеслав, ни Зоран, ни Ладимир.

Храни его боги, любимого моего. Пусть хоть где, хоть с кем, хоть навеки будет. Жизнь за него молиться буду. Пусть жив и здоров по земле ходит.

В дороге торной время тяжко коротать. Дни напролет я былое вспоминала. Одно и то же по сотне раз передумывала. Сердце оттого кровью так и обливалось, так и замирало. В минуты эти ушедшую и поминала.

- Сожги любовь мою несчастную и пусть пеплом по ветру летит, и чтоб не было ее, окаянной, - шептала снова и снова.

Оттого, что лишь в темном колдовском пламени сгорит она - настолько сильна. Лишь по ветру развеявшись, сгинет - настолько глубока и нескончаема.

И нет уж который день страданиям моим конца, и края не видно.

- Ушедшая, мать моя...

- Дядька Бурислав, там идет кто-то! - крикнул Некрас, прежде знакомый мне тем, что спас от нищих на улице.

- Стой! - скомандовал воевода.

Мы разом оглянулись в сторону, куда указал Некрас.

Одинокая фигура, бредущая через поле. Полы одежды нещадно развевались холодным ветром. Стена из дождя и тумана не давала понять, кто идет к нам.

- Кто ж такой? Баба что ль? Лохмотья так и треплются, - пробормотал Некрас, остановившись подле меня.

Осьмуша выпрямился в седле, прислушался к ветру и по-волчьи потянул носом. Потом вдруг замер и побледнел.

- Зоран, то наши гости, - проговорил негромко.

Темный жрец всмотрелся в бредущего, потом вдруг соскочил с седла, быстро отстегнул посох от седла.

- Вот что, Всеслав, - сказал. - Вы скачите дальше, а мы останемся.

Заклинатель переглянулся с Буриславом.

- Справишься сам?

Зоран тем временем уже принялся расчерчивать на мокрой траве неизвестный мне символ.

- Чего стряслось? Кто это? Осьмуша? - я поглядела на них, ожидая ответа.

- Гарнарцы подарочек нам передали, - ответил Зоран. - Езжайте от греха подальше, я сам справлюсь.

Он поглядел вдаль и добавил:

- Где один, там и второй прибудет. Езжайте!

- Едем, - скомандовал Всеслав. - За рощей вас будем ждать.

Зоран кивнул.

Я медлила.

- Вёльма, ты чего? - позвал Некрас.

- Погоди, - ответила. - Зоран, дозволь остаться?

- Нет, сестра, езжай.

- Вёльма, быстрее.

- Нет. Вы с Осьмушей темную волшбу творить собрались, думаешь, не знаю? Дозволь и мне остаться.

Тут дождь усилился. Мой голос терялся в его шуме.

- Ты ей не служишь, твоя сила другая.

- Вёльма! - закричал Всеслав. - Ты что удумала? Девка дурная!

Но меня будто что держало. Не могу уехать и все тут.

- Прости, Всеслав, что не слушаюсь. Только с места сойти не могу. Как ни ругайтесь, а остаюсь.

Заклинатель только кивнул.

- Неволить не стану коли чуешь. Бурислав, едем.

Я спрыгнула с седла. Хлюнула под сапогами грязь.

- Езжай, голубка, - шепнула Мирка. - Прости хозяйку свою беспокойную... Ступай подальше от греха.

Лошадь недовольно повела ухом, но все же послушалась.

Отряд наш быстро удалялся.

Я, Зоран и Осьмуша молчали. Только дождь пел свою печальную песнь.

И тут я поняла, что почуял Осьмуша. Ветер принес густой запах злобы, страха и мертвечины.

- Возьми, сестра, пригодится, - Зоран протянул мне нож.

Я коснулась отцовского, что висел на поясе теперь.

- Не нужно.

- Мой вернее будет, в нем волшба.

Я покачала головой.

- Твоя волшба, а мне моя вернее.

- Как скажешь, - кивнул темный жрец.

Поднявшись с земли, я отерла грубым рукавом лицо. Платье мое было в грязи, а руки исцарапаны о костяную рукоять отцовского ножа.

- Сестра, жива? - спросил Зоран, подав руку и помогая встать с колен.

- Жива.

Глаза колдуна все еще были черны и будто неживые после свершенной волшбы. Камень в посохе тихонько переливался и медленно угасал.

- Не придут больше? - спросила я.

Зоран помедлил с ответом.

- Не знаю, сестра, не знаю. Верно только, что мы ждать не станем. Этих, - он кивнул на тела, лежащие вокруг нас, - сожжем.

- Огонь ведь не загорится, - заикнулся было Осьмуша.

Дождь так и хлестал, так и бил нещадно. Вот уж выбрался час для навьих гостей!

- Загорится, - уверенно ответил Зоран. - Вёльма, помоги.