Вероника Мелан - Путь Воина

Все пройдет. Пройдет и это. Но пусть не очень скоро.

— Тот, кто стал воин в этот монастырь, никогда не предадут несколько правил, — тихонько переводил сидящий рядом Ума речь монаха в оранжевой одежде. — И эти правил: не ползовать сила во время всплеска эмоций, не пользовать во вред, не ползовать, сдвигая баланс энергий в темноту. Выросший здесь воин всегда жить открытый сердце, не предавать себя и других и никогда и ни при каких условия не накладывать на себя руку.

Прыснув, Белинда прикрыла рот пальцами, чтобы неуместную улыбку не заметил лектор.

— Что? — удивился Ума.

— Руки.

— Я так и сказать.

— «Руку» — одну — предлагают, когда зовут в жизнь партнера по любви.

— А-а-а, я понимай.

Теперь Ума улыбался тоже.

Лин речь лектора слушала едва ли. Ей хотелось нырнуть в медитацию, где чувства вновь накроет образом человека в серебристой одежде. Хотелось странного. Она сдерживала саму себя, как ретивую кобылу, решившую вдруг брести неверной дорожкой. Упрекала, взывала к логике, убеждала, что у ее поведения нет ни смысла, ни адекватности. Даже ругала — не помогало.

Сознание вело.

Она перестала ругать себя к вечеру — без толку. Мастер Шицу учил: «Не можешь управлять энергиями, позволь им течь сквозь тебя. Наблюдай».

И Белинда наблюдала.

Стучали друг о друга стеклянные бока шариков. К игре манолов впервые присоединилась Рим — Данзан поделился с ней «стекляшками». Она кидала их неловко и часто мимо, смущалась, то и дело тянулась к карману, где — Лин знала — лежала пачка сигарет. Но не закуривала.

Рим почти не отрывала взгляда от костровища, а в те редкие моменты, когда делала это, никогда — ни разу — не смотрела на Лума.

Белинда мысленно усмехалась.

Любовь — странная вещь, дурная. Все в жизни может быть подчинено логике и контролю, но только не любовь. И сквозь всю дисциплину и контроль, люди всегда рвались только к ней — к дикой и неуправляемой энергии. Иногда поразительно болезненной, но всегда пьянящей и единственной живой.

Любовью дышали сквозь логику, сквозь «нельзя», сквозь понятия добра и зла — любовь рушила их все. Она возвышала и унижала, она дарила крылья одним и ставила на колени других, но никогда и ни за что не стыдила. Всегда прощала.

Ума что-то читал; Лум тщательно следил за игрой, светлел, когда выигрывал, хмурился, когда проигрывал.

Рим кусала губы. И Лин вдруг подумалось, что они варятся в одном котле. Впрочем, эту мысль не стоило пояснять даже самой себе.

— Ходь к ворота. Тебя ждать.

Когда ей на пути попался монах с плоским лицом — тот самый, который когда-то впустил ее в монастырь, — Лин свела брови к переносице.

— Тхар?

Ничего лучшего в голову не пришло — наверное, плосколицый хочет, чтобы она пошла и починила сломанный некогда бубен.

Манол длинно и ворчливо выругался. Мол, «всяки девки ломать священный гонг, но он — доброй души человек — давно уже его починил. Безо всяких, к слову говоря, просьб. И все, потому что снаружи духи…».

— Сама видь.

— К каким воротам-то?

Тин-До окружала бесконечно длинная стена, и ворот в ней было четыре. Все, впрочем, на удаленном расстоянии, и так далеко Белинда прогуливаться не собиралась. Думала, выйдет наружу, покурит и в келью. На улице почти стемнело.

— К старый.

Коренастый манол зашагал прочь по коридору.

Лин застыла в недоумении — кто может ждать ее у ворот, тем более у старых? Старые — это те, что вели по западной стороне в лес, через которые они возвращались с утренних пробежек. Кто в своем уме поперся бы к ним в сумерках?

Курить захотелось сильнее, но эту мысль пришлось бросить — плосколицый выглядел так, будто ей лучше поторопиться.

Снаружи смеркалось. Терпко пахла выцветающая полынь и буйно разросшаяся у входа лекарственная укша — так манолы звали темно-зеленую травку с бутонами, которые никогда не распускались.

Белинда сориентировалась, избрала короткую дорогу и зашагала прямиком через некошеный луг — через высокие стрелки осота, «петушиные перья» и цепляющийся за лодыжки вьюн. Изредка липла к ладоням щекотная невидимая паутина.

«Куда же я иду?»

Ей вдруг на минуту показалось, что она вовсе не в монастыре, а в маленьком городишке с деревянными домами. И что у калитки в сумерках ее ждет ухажер — сейчас она выйдет, он обрадуется и смутится, брякнув от возбуждения неуместную шутку, а она незаметно покраснеет, силясь не выдать, что рада его приходу…

Бред. Здесь не село, и никакие ухажеры ее не ждут.

Никогда, если быть честной, не ждали.

А жаль.

Но у монастырской «калитки» ее действительно ждали.

«Парень… на завалинке».

Белинда нервозно хмыкнула, потому что этот «парень» на сельского ухажера не походил совершенно. Да и сравнить его, опершегося на щербатую арку, можно было лишь с небрежно прислоненной к плетню ядерной боеголовкой.

Джон.

Приближаясь к нему, Белинда то и дело спотыкалась и, кажется, с каждой секундой все больше глупела. Пугливые мысли предательски разлетелись, оставив хозяйку с пустой, словно колокол, головой.

Подошла. Потопталась. Поняла, что не знает, что сказать.

— Пойдем, — кивнули ей.

И она поплелась за человеком в сером, как привязанная.

Они углублялись все дальше в лес, куда она раньше не ходила.

Сзади спутник казался не очень высоким и совсем даже не широким — не как качки из спортзала. Обычный мужчина, почти что ординарный, если бы не сложный шлейф, состоящий вовсе не из ноток парфюма, которого Лин не чувствовала, но из невидимых субстанций, которые заставляли ее тело и ум кипеть. Рядом с Мастером Мастеров она оплавлялась сознанием, как брошенная на лаву пластмасса.

«Да, ни один ухажер на завалинке с таким не сравнится».

Знал бы Джон ее мысли…

Вот только куда они идут и зачем? Ее будут тестировать? Может, вот он — экзамен? Или же для самой первой обещанной тренировки? Нет, ей не могло так повезти, она физически не готова…

Страшно. Волнительно. И еще ни с кем и никогда ей не было так спокойно и одновременно так нервозно — парадокс.

Пришли. Темная поляна, вокруг голодный густой лес; на окрестности пала ночь.

Рим, наверное, уже спит. Или думает про Лума…

Остановились. Человек в сером повернулся, сцепил висящие вдоль тела руки, словно терпеливый лектор в аудитории, взглянул на Лин. Взглянул так, что у той зашевелились волосы — на ее разум будто направили мощный прожектор маяка. Белинда на секунду ослепла, попыталась проморгаться, отступила на шаг назад, едва не свалилась. Мгновенье, и прожектора, как ни бывало — погас. Сплошная чернота вокруг поляны из древесных стволов, силуэт Мастера Мастеров напротив.