Лика Маррн - Ряска Правды

Да и вообще, уже два дня по дворцы ползут слухи, что мои комнаты кишат речными и болотными гадами, и что я сама по ночам превращаюсь в чешуйчатую тварь, которая выползает в город и пожирает младенцев. Учитывая, что в город я ни разу даже не выходила, людские умы поистине восхитительны.

Но несмотря на то, что я предпринимала все усилия, чтобы казаться чудовищем в глазах смертных, в груди засело гнетущее ощущение усталости.

Эти люди и так уверены в том, что лесные и болотные жители — кровожадные твари, не способные мыслить, не умеющие испытывать чувства. А я только подтверждаю их мысли, причем из исключительно эгоистичных целей.

Не из-за таких ли людей, как я, начинаются войны?

За окном вдруг снова раздался гром фейерверков, но я уже практически не испугалась. Просто… Было немного неприятно. Ничто не сможет заменить тишину болот, прелесть свежего воздуха и ярко-синего неба. Я и ушла из дома ради того, чтобы дышать чуть покалывающим воздухом, который холодит все изнутри — и что? Заперта в четырех стенах.

Вдруг сверху раздался громкий шлепок, и я подпрыгнула в воде, выскочив по плечи.

На берегу стоял его высочество и аплодировал мне с усмешкой на губах.

Я тут же погрузилась обратно по подбородок. И как только он всегда умудряется подкрадываться ко мне настолько незаметно?

— Ну что там, как впечатления? — поинтересовалась я не без интереса.

— Ловят, — лаконично отозвался Редж, присаживаясь на берегу. Затем бросил взгляд на меня, хмыкнул и начал стаскивать с себя сапоги.

— Ты что, опять собрался мочить свои отвратительные грязные лапы в моей пруду?! — не сдержала возмущение я.

— Вообще-то, дорогая, это мой пруд, — спокойно напомнил мне Реджинальд, стаскивая второй сапог.

На это я не нашлась что возразить, но мне ведь надо было как-то выразить свое крайнее возмущение ситуацией. Поэтому я просто отплыла подальше, а затем нырнула в глубину пруда. Я доплыла до замшелой коряги и замерла, смотря сквозь мутно-зеленоватую воду. Через минуту Реджинальд опустил ноги в воду.

Я рассчитывала, что Реджу быстро надоест, и он покинет меня, оставив наедине с моей любимой змейкой и моей не менее любимой корягой, но я недооценила выдержку будущего правителя.

Первой сдалась я — все-таки, сидеть на дне искусственного пруда не так интересно, как на дне пруда настоящего, поэтому я, напоследок любовно погладив корягу, медленно всплыла на поверхность.

— Чавось тебе надобно, злодеюка немочная? — поинтересовалась я гнусавым тоном.

— Лесовик? — вдруг понятливо спросил Реджинальд, несказанно меня удивив.

— Да, — призналась я. — Как?

— Интонации у них у всех похожи, — хмыкнул мужчина. — И фразочки по большей части сопадают. Я как-то встретил одного — он меня не пропустил мимо своего дерева, «покедова я не поведал, куда путь держу-ть».

Слышать, как Реджинальд использует такие привычные уху слова, было настолько необычно, что я не удержала суровую мину на лице и рассмеялась. Да, лесовики такое вытворять любили.

— Тропу спрятал? — улыбнулась я.

Реджинальд просто кивнул, улыбнувшись в ответ. Русые волосы упали на лицо, тени причудливо переплетались. В таком освещении Реджинальд бы, пожалуй, сошёл за какого-нибудь духа леса. Встреть его кто-нибудь из деревенских охотников — наверняка бы испугался… Я вдруг вновь вспомнила сказку, рассказанную Румяной.

Сказку, рассказанную от лица человека.

Наверное, что-то особенно отобразилось на моем лице, и этот заставила Реджинальда спросить:

— О чем думаешь?

Я не знаю, что сподвигло меня ответить. Наверное, стоило презрительно скривить губы и послать жалкого смертного ко всем демонам озер и рек — но уголки моих губ чуть дернулись, и я поделилась маленькой тайной.

— У нас на болоте была одна… Кикимора, — почему-то мне вновь стало неудобно называть Румяну по имени. — Эмм… Ну, не совсем кикимора. Просто жительница болота, — Редж приподнял брови, заинтригованный моим мямляньем. — Короче, — заново начала я. — На болоте было существо, которое знало очень много всяких историй. Она не спала зимой, как и я, поэтому мы с ней очень часто и подолгу болтали. Я понятия не имею, откуда она брала все эти сказки, рассказы, но она потрясающе рассказывала их. Она могла рассказывать их часами, но только обязательно шепотом.

— Хммм… — подмигнул Редж. — Неужели в них было что-то… Неприличное?

— Ну, почти, — облизнула я губы. — В них были люди.

— Это было неожиданно, — признался Реджинальд. — Почему?

— Ну, у нас мало историй с людьми. Ивайло, наш… Наш водяной очень не любил эти истории, не знаю, почему.

Воцарилось молчание — кажется, Редж обдумывал сказанное мной, а в моей голове эхом звучали слова Румяны. Слова уже немного поистерлись в памяти, ведь истории нужно повторять, как и все хорошее. С другой стороны, самому себе рассказывать неинтересно. Истории требуют слушателей — им нужно, жизненно необходимо открываться все новым и новым людям.

— Расскажешь? — вдруг попросил Реджинальд.

Я чуть улыбнулась себе — а вот и слушатель.

Рассказывать я начала не сразу. Нужно было подождать, пока не установиться тишина, которая требуется именно для таких историй. Нужно было подобраться нужные слова. Наконец — вспомнить историю такой, какой мне её рассказывала Румяна и понять, какой сделаю её я. Ведь истории — они рассказываются не сами по себе, они зависят от рассказчика.

Наконец, набрав в легкие побольше воздуха, я неспешно начала, выплетая из памяти чудные и странные слова, которые мне особо нравилось использовать в речи.

— Эта легенда была рассказана давным-давно, в старой, пропахшей элем таверне, человеком, который обладал удивительным даром разбирать морозную вязь на стекле и складывать её в слова, а слова — в истории. В тот вечер камин уже почти остыл, и только тлеющая трубка освещала испещренное морщинами лицо. Пуская колечки седого дыма, похожего на зябкий осенний туман, он хриплым голосом начал рассказывать одну из тех удивительных историй, что шепотом поведала ему сама зима.

На болоте зимой зябко. Все погружаются в глубокий сон до весны. Прикинувшись трухлявым пеньком, успокаивает свой бурный нрав леший. Притворившись корягой, храпит водяной, спокойствие которого охраняет его верный сом. Спят кикиморы, болотнянки, анчутки, духи лесов и болот, даже само Лихо тихо грёзит под сугробами, прикрыв свой единственный глаз.

Лишь зимой могут смертные беспрепятственно входить в лес… И, что немаловажно, выбраться из него. Только вот туго придётся тому, кто наткнется на спящих существ, потревожит их неясную дрёму. Раз — и поминай как звали.

На том болоте, о котором пойдёт речь в этой истории, зимой всегда было очень спокойно. Оно лежало далеко на севере, в окружении дремучих лесов, и туда мало кто отваживался наведываться.